Наша сестра ужe пoлчaсa сидим нa дивaнe в зaлe и дeлaeм поверхность, чтo смoтрим тeлeвизoр. Кaк будтo мeжду нaми ничeгo нe прoизoшлo… прoстo сидим и мoлчим. Пaпa мeдлeннo пoтягивaeт кoньяк изо oбъёмистoгo стaкaнa, кoтoрый вooбщe-тo прeднaзнaчeн для скотч; взгляд устрeмлён мимo тeлeвизoрa, кудa-тo в стeну, и я понимаю, почто сейчас в папиной голове борются самые противоречивые мысли. Они читаются бесконечно явственно, или скорее – ощущаются, словно во ми внезапно проснулись телепатические способности. Одна из мыслей – сие вполне понятный кайф, который испытывает любой мужик, кончивший в ротик юной девушке. В самом деле, который из мужчин не мечтал об интиме с девушкой, которая куда как моложе его? Но наряду с этим я чувствовала и остальные мысли: «Разве можно вступать в сексуальные отношения с собственной дочерью? Положим ли такое вообще?».
Конечно, для него сие шок. И любой нормальный человек на его месте испытывал бы тетечка же самые эмоции. Может, я зря всё сие затеяла? Рассчитывала совсем на другие последствия… допустим, типа того, что папа меня потом приобнимет, нате ручки возьмёт, поцелует… и всё такое. Что ни говори ситуация пошла совсем не по тому сценарию, точно мне виделось по моей наивности… не хуже кого-то всё слишком напряжено. Господи, что а он молчит? Хоть бы сказал что-нибудь!
— Гора! – наконец не выдержала я.
Он вздохнул, сделал паки (и паки) один маленький глоток, и не поворачивая головы, произнёс:
— Благородная, давно у тебя возникло это желание, или партенофилия?
О каком желании шла речь, он не стал развивать, это любому дураку понятно.
— Примерно полгода отступать. – призналась я. – Утром пошла в туалет, прохожу мимо спальни, ваша сестра с мамой ещё спите: вижу, у тебя одеяло откинуто, твоя милость на боку лежишь, а твой член торчит…наверно, сие то, что мужчины называют «утренний стояк»?
— Наверно. – на цыпочках сказал отец. – И что дальше? Тебе захотелось его тронуть?
— Да. И потрогать, и в рот взять. С тех пор чуть об этом и думала. Как представлю себе – неведомо зачем между ног сразу мокренько становится.
Папа опять замолчал, отхлебнул ещё коньяка,
и потом наконец-так повернул голову ко мне:
— Алина, ты понимаешь, как будто теперь наши отношения примут, скорее всего, непохожий оборот?
— Какой?
— Ну вот, к примеру, я уже безграмотный могу смотреть на тебя, как на падчерица. Сейчас мы говорим с тобой, обсуждаем эту тему, и я чувствую, наравне у меня встаёт…на тебя встаёт. Ты понимаешь, кое-что теперь я тоже буду испытывать к тебе влечение?
— А как же…я понимаю… — опустив голову, пробормотала я. – Но…только разве это плохо? Разве я уродина?
— Нет, твоя милость не уродина, наоборот: стройненькая, сексуальная, любой старик пожелал бы затащить тебя в свою постель. Да я ведь твой отец!
— И что? Разве у отцов с дочками сие не случается? – я вдруг ощутила неожиданный приступ смелости, и моего вопрос прозвучал с явным вызовом.
— Ох, Алина, Благородная! – отец поставил свой стакан на журнальный стол, взял меня за руку и потянул к себе.
Я послушливо пододвинулась и прильнула к его телу; первой моей мыслью было, фигли папа хочет просто обнять меня…так оно и стряслось, но это было не просто объятие, оно сопровождалось поцелуем. И лобзание был вовсе не отеческим: папины губы прикоснулись к моей шее малость ниже ушка и задержались там. Ох, какой воодушевление ударил мне в голову! Температура будто подскочила залпом градусов этак до сорока! И ещё один соударение жара произошёл, когда папа начал снимать с меня халатик, целуя вешалка…блин, в голове всё закружилось, поплыло, словно я как и хватанула приличный глоток коньяка.
— Не люблю утрачивать в долгу! – тихо сказал папа.
Он уложил меня получи спину и стянул трусики: теперь я была совершенно обнажена, и признаюсь, испытывала с этого невероятно приятное ощущение. И поневоле раскинула шлепанцы в разные стороны, повинуясь естественному женскому рефлексу. Папаня наклонился…тёплые губы коснулись внутренней поверхности моих бёдер, поползли в высоту, к заветному местечку, поцеловали его…а потом в узкое просвет между лепесточками вторгся влажный упругий язык…
