Чaсть 6
Нa приглaшeниe Пeлaгeи Кузьминичны oтбыть нa пoкoй, Рoмaн Никoлaeвич упрямo пoкaчaв стрижeнoй гoлoвoй, кaтeгoричeски oткaзaлся, сoслaвшись нa oтвeтствeннoсть зa пoрядoк в oбщaгe.
– Пeлaгeя Кузьминичнa, дoрoгaя, я пригляжу зa людьми, твоя милость мeня нe дoжидaйся, лoжись.
– Ну яснoe дeлo, пoкa всегда нe дoпьётe нe угoмoнитeсь, – вoрчливo oтoзвaлaсь Митрoxинa, oбвoдя стрoгим взглядoм учaстникoв зaстoлья, – лaднo, пoсидим кoли нe постоянно дoпили, нe прo всё пoгoвoрили, тoлькo мeня тудa нe приглaшaть, – кивнув в стoрoну прoтивoпoлoжнoгo углa бaрaкa, зaявилa Пeлaгeя Кузьминичнa.
* * *
К приxoду Тaтьяны, Пeтькa лeжaл рядoм с Нaстeй, укрывшись тoнким oдeялoм.
– Чeгo нe пришли любoвнички? Иль здeсь слaщe? – усмexнулaсь Тaтьянa, сaдясь у ниx в нoгax нa кoйку.
– A чтo ужe всe рaсxoдятся? – Встрeпeнулaсь Нaстёнa, припoднимaя гoлoву с пoдушки, – Пeтя, тeбe пoрa уxoдить, дeвчoнки тoгo погоди же нaгрянут, a мы здeсь бeз всeгo.
– Лeжитe спoкoйнo. Этиx слaдeнькиx, мужики нe скoрo oтпустят, – успoкoилa пaрoчку Тaня, припoмнив Зинкины шaльныe, пьяныe глaзa, – дa и Рудникoвa дo утрa нe пoкaжeтся, oт пaпoчки тaк скoрo нe уйдёшь. A я у вaс лучшe пeрeжду, чeм слушaть иx xрюкaньe и сoпeниe.
Тaтьянa oтбрoсилa крaй oдeялa, oбнaжив лeжaщиx любoвникoв. И пoкaчaв гoлoвoй, рaзглядывaя слeды нa тeлe Нaсти, пoсoчувствoвaлa дeвушкe:
– Экa свoлoчь, лиxo oн тeбя рaзукрaсил бeдняжку, кaк твоя милость тoлькo пeрeжилa этo, – oстoрoжнo кoснувшись рукoй бaгрoвыx пятeн нa бёдрax Нaсти, – да что ты этo скoрo прoйдёт.
При этoм oнa пoглaдилa нoги дeвушки, исслeдуя и другиe учaстки дeвичьeгo тeлa, пoглaживaя высoкую душа, сoчувствeннo пoкaчивaя гoлoвoй, – нe бoльнo? – Кaсaясь рубцoв нa кружкax мошонка и потемневших сосках.
– Уже не так, якобы прежде, – тихо призналась Настя, стыдливо прикрывая рукой израненную сиськи.
Петька с удивлением смотрел на сестру, которая проявляла странную заботу о его любовнице, насчет болезненных мест и нежно целуя их. Не решаясь распатронить вопрос Татьяне по поводу проявления подобных чувств к женщине, некто с интересом наблюдал за ответной реакцией Насти, поражаясь и млея ото нарастающего в нём самом возбуждения, при виде происходящего нате его глазах. Настя прикрыла глаза и вздохнув полной грудью, приподняла стиснутые колени, сдавливая пальцами руку парня.
– Губа ещё болит, малышка? – И маловыгодный дав ответить Насте, Татьяна осторожно пальчиком отвела её майна. Ant. вверх и коснувшись своим языком, провела по ней, рядом этом Настя порывисто вздохнула и расслабила напряжённые цедильня, чем незамедлительно воспользовалась утешительница, накрыв их своими губами. Маховик Петьки легла на лобок девушки и спустив сосиски к прорези наружных губ он утопил их изумительный влажной полости вагины. Томительный стон раздался с сомкнутых уст партнёрши. Приподняв ногу Насти, Петька ввёл вставший ванька-встанька во влагалище и тело девушки стало покачиваться почти ритмичными ударами бёдер любовника.
Татьяна, разомкнула уста и распрямилась, мягко сжимая упругую грудь девушки. Задолго дыхание Насти участилось, руки взмыли вверх, перехватив предплечье женская половина человечества, с силой сжимая его и страстный стон разнёсся в соответствии с комнате. Таня ещё раз склонилась над девушкой и та, поймав её цедилка, поблагодарила женщину нежным поцелуем. Спустя минуту, Петька зачастил бёдрами и его шум завершил начатое сестрой.
– Ты всё понял, клоп? Обратилась Таня к брату, проводя рукой по волосам Насти, – таким (образом братик надо готовить женщину, прежде чем вколачивать своё копьё ей между ног, если твоя милость хочешь чем-то отличаться от наших мужиков в общаге. И чисто что, не оставляй Настю, она тебя любит, неважный (=маловажный) позволяй ей ходить к ним. Оттуда не возвращаются… точно по себе знаю, – Таня встала и потрепав Петьку точно по голове, направилась к постели Наташки, намереваясь провести отход ночи, на её койке, не желая приезжат к себе домой, полагая, что отец с Рудниковой без- дадут ей уснуть до утра.
* * *
Тем а вечером Вера Михайловна с особой придирчивостью осматривала своих подопечных, готовящихся сверху традиционную вечеринку в мужском общежитии.
– Ну чего, лахудры рыжие, навели марафет, прошмандовки? Дождались своего часа, к женихам намылились, паганки? – подробнее перечисляла Рудникова весь ранее, не раз читанный ей перечень достоинств своих помощниц, – и во всяком случае как нарядились, и на лбу писать не нужно, кто именно вы есть. Дом терпимости на выезде! Скажем, шмары, морды вымыть и привести себя в божеский род. От таких рож все женихи разбегутся. Ложиться спать домой приходите, чтобы завтра как стёклышки были.
Отчитав лаборанток, Руся Михайловна повязала на шею косынку и вышла после дверь, покачивая бёдрами, обтянутыми серой, расклешённой юбкой.
– Почесала, сучка не привязанная! – Выругалась Зинка, – будем наш брат такую красоту смывать, обойдётся. Пошли, Наташка, помимо нас всех мужиков разберут.
Вера Михайловна, атас ступала по тропинке, усыпанной сухими прошлогодними шишками. Подойдя к митрохинскому жилью, симпатия с болью в душе вспомнила отцовский дом, где прожила маловыгодный один сезон, даря себя одинокому и по сути лишь родному человеку. Теперь ей предстояло провести Никта с другим мужчиной в той же самой избе и, судя по всему, на той же кровати. Что-то точка соприкосновения было у Митрохина с её отцом. Такой же смурый и строгий с людьми. Павел Николаевич – высокий, с непроницаемый шевелюрой на голове, правда у отца была густая проседь в волосах и в бороде. Крупные наружность лица у обоих, предавали им суровость во взгляде, каким они смотрели получи людей. Если это отталкивало от себя посторонних, так только не Рудникову. Схожесть этих двух мужчин волновали Веру, настроенность к отцу, видать, передалась в ней и к Митрохину. Потому шла симпатия с привычным волнением, словно в те далёкие годы, рано или поздно впервые отдала себя отцу, забыв о своём родстве с ним. И прожила у него порядочно долгий срок, как пришлая баба, получая скупую, только жаркую ласку на его супружеском ложе. В чем дело? касается самого Митрохина, Вере ещё предстояло войти в суть дела существенную разницу в их внешней схожести. И сын его, Петька, яко скоро расположил её к себе, своей удивительной притягательной против воли. Редкая баба, сможет отказаться от его крепких и сильных рук, а олигодон от того, чем парень буквально творит ну и ну с женщиной и подавно.
Поднявшись на крыльцо, она в соответствии с давней привычке вошла в избу не постучав и отворив дверка из коридора в комнату почти столкнулась с хозяином на родине.
– Простите, не постучала, добрый вечер владелец, гостей принимаете? Приветливо поздоровалась Вера Михайловна.
– Да что вы а как же, гостям всегда рады, Вера Михайловна, – ласково принял гостью Павел Николаевич и так, как возлюбленная практически столкнулась с ним, Митрохину ничего не оставалось, т. е. обнять и коснуться губами щеки слабый пол.
– Уж коли гостья без особых формальностей, ведь не хотите, Вера Михайловна, начать наш приём с очень приятного занятия – поплескаться в баньке, с обеда истопил, не более чем Вас и ждёт.
– Вот как? Я, по правде уронить, и не рассчитывала на такое радушие и заботу, Павлюка Николаевич. У себя в тазике особо не поплешчешься, – готовно согласилась Рудникова.
– В таком случае прошу, после этого не далеко, простыни и прочее хозяйство супруга тама снесла ещё днём.
По знакомой тропинке они прошли к баньке, срубленной опять в её молодости Михаилом Панкратовичем Рудниковым. Знакомые бревенчатые стены, миниатюрный столик в раздевалке с припасённым угощением, заготовленным руками хозяйки, ярки комплект простынь, полотенца, развешанные на крючках в стене.
– Приходилось париться в таких банях? – спросил Павлюкаша Николаевич, стоя за спиной Рудниковой.
– С молоду – любимым занятием считала к себя. Отец приучил париться ещё в девчонках. Инокиня особо не любила, сердце было неважное, а ми не запрещала. Вот отец и брал с собой. Ми тогда уже шестнадцатый пошёл. Поначалу стрёмно с голым мужиком-в таком случае, полотенцем укроюсь, а как с ним париться. Пересилила себя разок, позднее и вовсе отпустило, зато уж удовольствие ни с каким мытьём без- сравнишь. Отец был большим мастером в этом деле, зато и бабой чрез его умение стала. Так бывало, распарит, себя никак не чуешь, возьмёт на руки, в раздевалку снесёт, нате такую вот лавку уложит. Руками так огладит, фигли наизнанку всю выворачивает, аж до озноба. Чудесное присест было, жаль, что не вернёшь былое, – вздохнув произнесла Рудникова, развязывая возьми шее косынку, глядя перед собой повлажневшими глазами.
– Ото чего же не вернуть? Всё в наших силах, – пообещал Митрохин, шествуя к столу и разливая по стаканам водку, – после нас, за этот вечер, Вера Михайловна, подавая лампада женщине, предложил хозяин и добавил, – на брудершафт.
Они выпили, отложив стаканы поцеловались долгим поцелуем. До телу Веры Михайловны разлилось приятное тепло, её щипанцы легли на крепкие плечи Павла Николаевича и много с тех пор воды утекло забытое чувство к своему отцу, с кем она теряла последнюю волю, подчиняясь на человека его желанию, вдруг осела в руках Митрохина и подхваченная им была уложена бери ту же скамью, где не раз отдыхала ото отцовских ласк. Прикрыв в сладкой истоме глаза, симпатия почувствовала у себя на груди пальцы Павла Николаевича, освобождающие её ото одежды.
– Подожди, милый, я сама… – попросила Веруня, вставая со скамьи и расстегнув крючки на юбке, стала сосредотачивать её с себя. За ней последовала блузка и белье, открывший увесистую грудь моложавой женщины. Оставив последнюю одежду получи скамье, Вера распахнула дверь и вошла в горячую парилку. Палюня Николаевич, завороженным взглядом проводил женщину и путаясь в штанинах брюк, наскоком стаскивая их с ног, ругая себя за излишнюю сутолочность, побросал всё на лавку и метнулся в парилку, идеже опытные руки гостьи уже вовсю хозяйничали в знакомых стенах баньки.
– Твоя милость пока посиди, Павел Николаевич, я сейчас всё приготовлю и быстро тогда подходи, хотя я привыкла с этим не горячиться, но вижу, что тебе сейчас не давно мытья.
Пытаясь погасить в себе вспыхнувшее желание, некто намеренно отводил взгляд от крутых бёдер, белоснежных ягодиц своей гостьи, же глаза вновь возвращались к ладной фигуре Веры Михайловны и щупальцы невольно тянулись к сновавшей по парилке женщине, успевая вести по округлостям груди, стройному колену. Наконец свод сдерживать себя, Митрохин встал со скамьи, перехватив Веру с веником в руке, прижал к себя и запрокинув её голову впился жёсткими губами в тактичный рот женщины. Веник выпал из рук Веры и симпатия подалась к сильному торсу мужчины, закинув их ему возьми плечи, предоставляя его жёстким ладоням мять близкие ягодицы, заводя пальцы в их прорезь.
– Хорошо, Паша, остынь чуток, дай водой лавки скрестить. Успеем ещё попахабничать… Удивляюсь на тебя, живёшь с такими охочими бабами после этих дел и такое нетерпение. Да такого мужика до сего часа поискать, вон ведь какое добро без положение мается – только ублажать не ленись и хозяйка в накладе не останешься.
Она вложила в ладонь напрягшийся коммонер и помяв его, омыла водой, слив ковшиком получай покачивающийся ствол, отметив про себя, что Петькин самострел ничуть не уступает отцовскому. Наклонившись над ним, Вероника. Ant. недоверие открыла рот и сомкнула губы на его головке, качнув чуть-чуть раз головой она подняла глаза на мурло своего любовника. Член усердно сновал во рту Веры устремляясь в глубину гортани, вызывая сыздавна забытые ощущения, получаемые в те давние времена с своего отца. При наиболее глубоком его проникновении, Вераша предупредительно похлопывала Митрохина по бедру и он ослаблял тургор руки на затылок любовницы.
– Паша! Никак не балуй, не девочка заглатывать такую оглоблю, – отстранила симпатия руку Павла Николаевича, – она мне поуже в рот не входит. Явно не мой размер. Точь в точь только твои бабы с этим справляются, – растирая скулы, посетовала Атеизм Михайловна.
– Всё реже, милая. У них и круглым счетом забот хватает с другими мужиками.
– Задохнулась, пойдем в раздевалку. Веруха встала и покачиваясь вышла в предбанник. Расстелив простынь возьми лавке, легла на спину в ожидании Митрохина, пощипывая твердеющие титьки на тяжёлой груди. Павел Николаевич вышел изо парилки и присев рядом с Верой, прошёлся по телу дамское сословие, сжимая в руках её груди, поглаживая заросший чернобурка Рудниковой.
– Спросить хочу, почему ты мало-: неграмотный замужем? – заглянув Вере в глаза, поинтересовался Митрохин, – а молчишь, не была что ли?
– Да что вы? почему не была? Была когда-то. И сам был и любовник, без мужиков не жила. Подходящий, Павел Николаевич, хочу поблагодарить за своего любовничка – надо бы сказать, редкостная сволочь была, царствие ему небесное, – выразила свою благодарность Вера Михайловна, криво усмехнувшись.
– Ты о комок, Вера, – недоумённо уставился на неё Митрохин.
– О Кудряшове, знамо, всем мерзавцам – мерзавец. После смерти мой отца, тут же исчез и прихватил с собой кое-почто из отцовского наследства. Да, видать, ворованное далеко не в прок. Паш, давай завтра сходим в общагу. Может, который и найдём в его вещах, хотя мало вероятно.
– Конференция
ить, конечно, сходим, в чём проблема! А благодаришь следовать что? Мужика твоего не сберёг, хотя асимметричный вины за собой не чувствую…
– Смотри, что не сберёг, за то и спасибо – собаке, собачья танатология. Посмотрела я на вашу повариху, Стрункина, кажется. Вслед что так с девчонкой! За такое под руки правосудия отдать, но судьба сама решила, оно и к лучшему. Неужто вот, за разговорами я тебя от дела увела, твоя милость меня не расхотел ещё? – улыбнулась Вера Михайловна, обнимая Павла Николаевича, проводя ладонью числом сильным плечам мужчины, приподнимая на скамью согнутые в коленях бежим – давай, Пашенька, я тебя прямо здесь за мной не заржавеет, в парной слишком жарко.
– Легко отделаться решила, Веруня. Начнём после этого, а там и до койки не далеко, не детушки на лежаках выплясывать. Вера поморщилась от грубых пальцев, проникших в гастроцель вагины, по хозяйски орудуя в ней. Колени женский пол разошлись по сторонам скамьи и Павел Николаевич безлюдный (=малолюдный) преминул воспользоваться предоставленной ему возможностью улечься в раздвинутых ногах дамское сословие.
* * *
Далеко за полночь барак мужской общаги, п скопившимся смрадом от выпитой сивухи, раскуренного табака и мужского пота, голубоватым шлейфом стелящегося около потолком, наконец угомонился. Наташка с Иркой, приняв бери себя основную долю мужской, хмельной ласки нефтяников, измученно посапывали на койках своих женихов. Покидать горячие объятия мужчин и воротиться по прохладе таёжного лагеря, в свои холодные постели, девчонкам неважный (=маловажный) хотелось. Усталость навалилась на расслабленные тела девушек, унося их уразумение в завершившуюся лихую гулянку. Менялись лица партнёров, сменяя ненаглядный друга, не успевая передохнуть от одного мужской пол уходящего от них, как тут же к ним вслед занавеску приходили другие, стаскивая на ходу бананы. Когда случались короткие перерывы, девчонкам чуть хватало времени пить очередной стаканчик мутной сивухи, закусив хрустящей корочкой подсохшего содержание, с положенной на него шпротинкой из банки с мутным вонючим маслом.
Следовать всё время вечернего застолья Юрка Трёхин неусыпно следил по (по грибы) Полиной, ни на минуту не выпуская её с виду, даже когда требовательный голос Романа Николаевича призывал сидящих из-за столом сдвинуть стаканы в очередной раз за присутствующих дам. И кончено же, один раз замешкавшись после выпитой самогонки, дьявол водил глазами по столу в поисках закуски дурманящего пойла и отерев зыркалки от набежавшей слезы вдруг не увидел возле с собой Полины. Озираясь по сторонам, он растеряно с недоумением в глазах взглянул нате Пелагею Кузьминичну и в плывущем над столом табачном дыму, поймал сверху себе сочувственный взгляд женщины. Глядя на него Кузминична с укором чуть только качнула головой и скосив глаза на белые ширмы из-за которые увели Полинку, горестно поджала губы в горькой усмешке. Встав изо-за стола, она зашла за спину Юрке и ровно по матерински обняв парня за плечи полными руками провела шершавой ладонью ему по части стриженному ёршику волос на голове, произнесла склонившись к нему.
– Проспал молодой свою невесту, ну так ведь выпивка милее бабьей ласки… Вот выйдет от неё Медведь, не хлопай ушами пока опять тебя мало-: неграмотный обойдут проворные мужички. Да ты на неё мало-: неграмотный серчай попусту. Она девка взрослая, ей мужики ровно по возрасту положены, а ты, видать, этой радости до сего часа не пробовал. Хочешь, Юрик, со мной пойдём. Пани от тебя никуда не денется, а так скажем так научу чему-то, баб бояться не будешь.
Юрка, насупленно взглянул на дальний конец барака, где вслед за простынями доносился скрип пружин на железных койках и глянув получи Пелагею Кузьминичну сказал:
– Тётя Паша, я инде не могу, там они, при них безграмотный буду.
– Эх горе луковое, возись тут. Ant. там с тобой, – вздохнув произнесла женщина и добавила:
– Ступай к складам, я незамедлительно приду и налив на донышко стакана сивухи, опрокинула его в хайка, зажевав кусочком хлеба с кругляшом зелёного огурца. Хоть головой об стену бейся ступая, Пелагея Кузьминична вышла за дверь и в свете окон барака поспешила к деревянным постройкам складских помещений. Рядом со складом маячила фигура Юрки. Заведующая порылась в карманах кофты и вытащила тумблер от складской двери. Отомкнув навесной замок, Палагейка приоткрыла тяжёлую дверь с накладной металлической полосой и пропустила парня вглубь склада.
– Свет не включай, нам помощники невыгодный нужны, – притянув за собой дверь, задвинула ригель и в свете лунной дорожки в оконце склада прошла к куче матрасов из-за стеллажами.
– Давай парень побойчее, дело без- хитрое. Раздевайся и ложись на матрас. Я сейчас посниму, как будто на мне и прилягу рядом. Да не печалься о Полинке, если захочешь девку и не станешь её попрекать – твоей пора и совесть знать, а так лучше не блажи. Чем же твоя милость умаслить собирался девушку, дай рассмотреть диковину. Короче этим ты, конечно, стреножил бы нашу кобылку, разве бы она тебе промеж ног не зарядила ото позору своего. Тут самой немало потрудиться надобно, дай вам обоим было не в обиду и в удовольствие, – стаскивая с себя необъятную юбку и распахивая для груди вязанную кофту с мелкими прозрачными пуговками. Отбросив одежду получи и распишись стопу перетянутого бечёвкой нательного белья, она с нетерпением взглянув через плечо на Юрку, предложила тому расстегнуть ей держи спине лифчик и завершив процесс, стряхнув с ног спущенные семейники, опустилась на матрас возле молодого любовника, вломяк отдуваясь от затраченных усилий. Который раз пообещав себя, непременно потребовать от бригадира соорудить на складе лежачок под матрасы, для складирования белья и прочих нужд личного эдак. Не дело женщине в её годы утруждать себя в утехах такого рода для дощатом полу сарая, да и заслонку на зарешеченном окне пристало установить, чтобы без опаски включать в ночное наши дни внутри склада освещение не видимое снаружи. Митрохин и быть (знакомым не будет о таком благоустройстве во владениях своей супружеская пара.
– Ну, вроде, как и устроились, чего затих, сынок, никак не робей. Голой бабы не видел что ли? Ну-тка-ка милок я тобой займусь покамест.
При этом, Юрка стесненно коснулся белевших в полосе лунного света больших грудей Пелагеи Кузьминичны, ощущая в ладонях крупные сиськи, твердеющие от прикосновений его ладоней. Мягкими движениями землячка, оголяя головку члена склонилась к ней и провела вроде раз языком по стержню, вызвав в Юрке внутреннее зыбь.
Когда Полина вернулась за стол и не нашла сверху месте Юрку, ожидая увидеть его презрительный соображение, впрочем, она всё же надеялась заполучить парня, дожидаясь его у себя ради ширмой. Но на смену Михаила вошёл его лада Серёга и всё повторилось вновь, хотя не вне удовольствия для самой Полины.
– Ну и дьявол с ним, пусть на других упражняется, тем сильнее, мне есть с кем душу отвести. Пожалуй, последнюю бери посошок и домой.
Подхватив бутылку со стола и придвинув к себя гранёный стакан, Полинка нацедила в него сивухи сверху пару глотков и предварительно выдохнув, залпом опрокинула в себя накапанный стакан мерзкого пойла, обжигая гортань, зажимая около этом рот ладонью. Сквозь набежавшие слёзы, симпатия вдруг различила перед собой размытые контуры афористично стриженой головы своего поклонника, удивлёно разглядывающего её путем стол.
– Чего уставился? Тут ещё осталось, а я пойду, с меня склифосовский, усмехнулась девушка и громко икнув, неуверенной походкой направилась к дверям, взмахнув держи прощанье рукой.
* * *
Утром Пелагея Кузьминична растолкала спящих девчонок, наказав им сию а минуту собираться к себе и не дожидаться нареканий с своей начальницы.
– Быстро собрались и вон ото сюда, шалавы. Ишь пригрелись, паскудницы! Вот вас Рудникова космы-то расчешет. Хорошо, что Полинка ушла, а то бы всю задницу ремнём расписала.
– А нас смертным боем нельзя, мы взрослые девушки,
– А я за вам не в ответе, Вам, что начальница вчера наказала, так чтоб домой ночевать шли, а не валяться с мужиками впредь до утра. Под утренний стояк жениховский попасть хотите? – разъяренно ворчала Пелагея Кузьминична, выходя в сопровождении сестёр с общаги. Навстречу им на тропинке показалась княжна, зябко ёжась от утренней прохлады. За ней семенили обе поварихи, кутаясь в воротники свитеров, запинаясь на кочках, сонно тычась друг другу в спины.
Войдя в столовую, Пелага Кузьминична, пытливо заглядывая в глаза Насти, поинтересовалась:
– Петька, пожалуй, тебя до утра мурыжил? – придерживая девчонку следовать подбородок, усмехнулась заведующая, – хороша ты будешь цельный день.
– Я ему говорила, чтобы шёл к себя, а он как с цепи сорвался, всю ночь меня тряс, сиречь грушу, – счастливыми глазами пожаловалась Настя.
– И точно делал, – охотно одобрила Пелагея Кузьминична, погладив числом голове свою подопечную, – приглядывай за сим шалопаем, глядишь, всё у вас и сладится. Ну ступай, займись делом.
– Полина, пойдём со мной, – окликнула девушку Паланя Кузьминична, направляясь из столовой, – захвати пару вёдер в (видах картошки.
– Что у тебя с этим Юркой минувшее за размолвки пошли, – присаживаясь на скамейку у чулана с овощами, круто спросила Кузьминична, усаживая рядом с собой Полинку – в таком случае как голуби сидели прижавшись дружка к дружке, а так враз по сторонам разлетелись? Ты девка ладная, в самом соку, неча трепать себя с мужичьём по чужим лежанкам. А юноша неплохой и нравишься ты ему, – приобняв девчонку вслед за плечи, поделилась заведующая.
– На что я ему сдалась, тётя Паша? Дьявол из городских, с образованием. Уедет в свою Москву и мало-: неграмотный вспомнит обо мне ни разу. А уж якобы вчера я при нём с мужиками, так и вовсе невдали ко мне не подойдёт. Была бы ему нужна, безвыгодный пустил бы с ними, – сжав кулачки посередке колен, пожаловалась Полинка, с набежавшими слезами обиды нате глазах.
– Не блажи, дурёха. Поговорю с ним, только и ты хвостом не крути с другими. Ежели помиритесь, в таком случае ключ от склада, так и быть, уступлю. И без- ходи на людях смурной, мужики любят весёлых и глупых баб. Дай картошку набирай в вёдра и пошли чистить, время-так уходит.
* * *
Вернувшись домой от Насти, Петька застал отца, стоящего у своей кровати получи которой сидела Вера Михайловна, с чулком в руках, накатывая его нате голую ногу.
– Пойду я, ждать не буду, в столовую приходи, постфактум в общагу сходим, – сказал Павел Николаевич, обращаясь к Рудниковой. И сдёрнув с вешалки куртку, вышел после дверь.
– Чего, Петенька, отворачиваешься. Или более не интересую тебя, малыш? Может, всё а соскучился по мне?
Петька оглянулся на дверца и нерешительно подошёл к женщине. Вера медленно подняла зырки на парня и не отрываясь от лица своего недавнего любовника, одну вслед за другой стала расстёгивать на своей блузке пуговицы.
– Вераха, сюда могут войти…. – остановил её юноша, положив руку на плечо женщине.
– Твоя милость кого-то боишься, мальчик? Там, на дороге твоя милость был решительней. Я знаю надёжное место, где нас мелк не увидит. Иди в баньку, я сейчас приду тама. Ступай, милый, тебе понравится, – проведя рукой объединение животу парня, сказала Рудникова, спуская руку безвыездно ниже, сжимая твердеющий стержень через брюки Петра.
Петька попятился к двери, без- отрывая взгляда от Веры Михайловны. Не все как рукой сняло и пяти минут, как он, отворив тяжёлую янус в старую баньку, переступил её порог, растеряно озираясь за сторонам. В бане ещё сохранились следы недавнего пребывания в ней отца и Рудниковой. Лежащие получай лавке простыни, развешанные полотенца на бревенчатых стенах раздевалки, остатки закуски бери столе и недопитая водка в стаканах.
– Умеет пап комфортно провести время с женским полом, – с завистью подумал сынуля, оглянувшись на скрипнувшую дверь в предбанник.
– Стрела-змея не знаю, где мы сможем с тобой повидаться, как не здесь, в общаге на людях я никак не сторонница, а тут вполне приличная обстановка, жаль как время ограничено, как в душевых номерах в городе. Вераха закрыла дверь на засов и притянув к себе парня поцеловала в рот, прильнув к нему всем телом.
– Нам игра стоит свеч поспешить, голубчик – тихо, почти шепотом, напомнила Веруша, подтягивая юбку к животу, стягивая трусы с округлых бёдер. Чулок держи ней не было, и бёдра отсвечивали белизной в сумраке предбанника, – наравне мне лечь, Петенька, я хочу чтобы тебе было добро со мной. Хочу, чтобы тебе всегда желательно меня. Когда вернёмся домой, ты малыш будешь притащиться ко мне. Ведь я ещё не старая, твоя милость мне очень нужен… Даже когда женишься, я буду быть без (ума тебя. Ни одна женщина не даст тебе, того, будто могу дать я.
Петька расстегнул ремень на брюках и спустил их с себя, попросив Веру быть на ногах коленями на застеленную простынёй лавку. Опустившись сверху согнутые локти, женщина слегка прогнулась в пояснице и смотря через плечо на своего любовника, приглашающее улыбнулась, выставив накануне ним крупные белоснежные ягодицы с манящей прорезью в лоне ними. Петька положил ладони на упругие мошонка ягодиц и слегка раздвинул их, открыв перед на вывеску створки лоснящихся влагой наружных губ, скрывающих ход в розовую плоть женской вагины.
На мгновение впереди глазами Петьки возник испуганный лик Насти, с гневным укором серых мигалки на побелевшем, бескровном лице. И за ним в ту но секунду раздался хлёсткий звон разбившегося стекла в оконце предбанника.
Экстраполяция следует
