Нeoбxoдимoe прeдислoвиe.
Бoльшoe спaсибo Вoвaну Сидoрoвичу зa тo, чтo нaтoлкнул нa представление. Oтнoшeния с тёщeй — тeмa нe нoвaя, нo зaxoтeлoсь исслeдoвaть грaницы устoйчивoсти тёщ и зятeй.
***
С aнглийским у Сaшки сo шкoльныx лeт нe былo прoблeм. Нaoбoрoт, oн влaдeл языкoм впoлнe приличнo для того выпускникa срeднeй шкoлы. A всё пoчeму? A всё пoтoму, чтo с учитeлями вeзлo с сaмoгo нaчaлa.
Неожиданно бaц! — и инглиш прeврaтился в прoблeму. Нeт, Сaшкa нe зaбыл метла. И нe oблeнился. И нe oтупeл. Oн жeнился…
Квaртирa, гдe нoвoбрaчныe вили любовное гнёздышко, стала настоящим серпентарием, при всем желании угодить моим критикам и с одной-единственной гадюкой. Или гюрзой… После этого свадьбы дорогая тёща, она же завкафедрой иностранных языков, настояла в совместном проживании. Мол, нечего тратить скромный вузовский бюджет на съёмное жильё у чёрта на рогах, эпизодически пустуют огромные квадратные метры в центре города в «сталинке», оставшейся через деда-профессора. И под присмотром, мол, неразумные детям будут! Пока она не решит, что новобрачные созрели для самостоятельной жизни.
Сашка ни неразумным, ни дитём без- был. Срочная за плечами. В погранвойсках! Это вас не фиги воробьям показывать! А вот Дашка — та так точно… Со штормовыми ветрами в башке… Вибрации эоловой арфы в её голове порождали сногсшибательные мысли.
…Утро буднего дня. До сих пор трое собираются в институт. Саня, не растерявший армейских навыков, успевает в ванную первым. Помощью пять минут туда втискивается Дашка и отводит ото намыленной щеки руку мужа с опасной бритвой.
— Даш, твоя милость чего?
Трофейную бритву с рукояткой из пожелтевшей слоновой прах, в изящном кожаном футляре, отделанном изнутри пронзительно синим шёлком, Сашка есть в вещах покойного деда-фронтовика. Тиснение на футляре и гравировка в лезвии были одинаковые: надпись WALD SOLINGEN и смельчак со змеёй в когтях. Пролив не так ужак много крови, Саня овладел искусством бритья сим жутким инструментом и вовсю понтовался перед соседями объединение общаге. Переехав в профессорские хоромы, прихватил раритет с на лицо.
— Сашка, я придумала! — Даша сбрасывает халатик и демонстрирует невпроворот заросшую «блядскую дорожку». — Ну, ты мне всё это сбреешь, а? Хочу, дабы вообще! Чтобы как у девочки!
— Ты сие… Дашунь… Давай вечером? Сейчас времени несть… — Сашка проглотил слюну. Медовый диск) ещё не кончился, поэтому скрыть под трусами истинные ожидание не удалось.
— Ну вижу же! Твоя милость не против, чтобы сейчас! — Дашка присела и одним движением спустила с мужа штаны. Звонко чмокнула налившуюся багрянцем головку.
— Сие он не против, — уточнил Саня.
— А твоя милость?
— А что я? Я — как он…
Взобравшись бери стиральную машину, Даша развела ноги и погладила наманикюренным пальчиком блестящую мордочку клитора, выглянувшего изо-под капюшончика посмотреть, что это тут затевается?
— Будто?, чего застыл, Сашка? Не тяни, приступай. Сперва начнём, раньше кончим!
— Ох, Дашуня, тебе бы лишь кончить!
Александр опустился на колени, чтобы подбавить процессу максимальную эргономичность. От любимой пи сечки, раскрывшейся в томительном ожидании, повеяло наркотическим дурманом. Посовеститься от нежных поцелуев Сашка не смог.
— М-м-м… Са-а-аш… Подобно ((тому) как) хорошо… — Дашуня придавила его голову поплотнее. — Да что ты… и язычком так… Поглубже!
Бритьё грозило отшкворчать, не начавшись: Дашка дорвалась до сладенького. Саня сгрёб волю в скупец.
— Сначала дело сделаем… — прохрипел с усилием. — Приколись!, да тут и гель не нужен! Вся мокрая и скользкая… И вку-у-усная!
Как-никак в размазывании геля была своя прелесть. Сначала вдоль приговорённой к уничтожению дорожке, потом по окрестностям, в том числе лепестки губок. Непередаваемые ощущения! Член налился после звона, аж в коренных зубах отдалось! Сейчас бы загнать его в Дашку одним ударом и, подхватив под попку, подчинять девчонку, пока та не заорёт, извиваясь в оргазме, громко извещая окрестности, как ей хорошо!
— Дашка, немедленно замри! — борясь с неистовым желанием, Сашка поднёс острие к нежной плоти. — Не дёргайся…
Закусив губу, Даша застыла и старалась приставки не- дышать, когда ощущала прикосновение отточенной стали и слышала… кого и след простыл, скорее, чувствовала кожей характерное похрустывание срезаемых волосков.
Кончив процедуру, Сашка чмокнул гладенький девчоночный лобок и хмыкнул:
— От него кровопролитиев ждали, а возлюбленный письку побрил!
После чего подвёл багровую тугую головку вп
лотную к розовым губкам, мазнул согласно ним пару раз и подался вперёд. Под Дашиной попкой следовать время бритья натекла изрядная лужица любовного нектара, с чего бы мужские руки легко двигали её вперёд-отворотти-поворотти в противофазе толчкам члена.
Уже послышалось тоненькое «и-и-и-и!». Скрип нарастал, обогащаясь гармониками. Вот-вот должно было завязаться исступлённое фортиссимо!
И тут открывается дверь! И в проёме немым укором застывает дорогая машинка Ольга Романовна. В ожидании доступа в ванную она получас изнуряла себя на велотренажёре.
Ольга Романовна, профессорская внученька, профессорская дочка и в недалёком прошлом профессорская жена, с партии дочери была не в восторге: какой-так парень из рабочей семьи, да ещё затем армии, да ещё из другого города… Налицо денег не состоит, не таким виделось Ольге Романовне счастье родственный кровиночки! Однако все её варианты пошли густым лесом. Предвидя норов Даши, завкафедрой терпела, стиснув зубы. Избранника дочери возлюбленная именовала не иначе, как студент Гордеев, а за исключением институтских стен — исключительно Александром. И по выходным возле встречах с зятем надевала на лицо стандартную улыбку. Чтобы преподавателя английского сделать «чи-и-из» — верста (в версту пустяков. Простодушный Сашка принимал этот вежливо-надругательский оскал за чистую монету, а Даша упрекала Ольгу Романовну:
— Неужели мам… От твоей улыбки повеситься стараться!..
Пойманные на месте совокупления дети убрались, под конец, к себе. Тёща, потная от физической нагрузки и увиденного, вошла в ванную и заперла портун. Вокруг стоял густой запах свежего секса с перебивающей полно остальное ноткой спермы. А перед глазами женщины неотступно стоял внушительный член зятя, под аккомпанемент сладострастных воплей извергающий струи этой самой спермы нате лицо, груди и живот её любимой доченьки.
Сдирая мокрое трико с подтянутой, спортивной фигуры, Оляша Романовна отметила, что в промежности ткань была — например выжимай! Независимо от отношения к Александру, организм среагировал в обстоятельства естественным образом. Не отдавая себе отчёта в действиях, возлюбленная сняла головку с душа и направила струю на секиль. Десятка секунд хватило, чтобы колени её подогнулись с наслаждения. Разрядка вышла спринтерская и столь мощная, как будто Ольге Романовне пришлось опереться спиной о стенку. Обессилев в оргазме, симпатия сползла на дно ванны и долго сидела, насчет коленями ушей, в удивлении и прострации.
«Я хочу испытать хуя. Я хочу хуя… Я хочу этого хуя! — бестолково вертелось в голове. — Этого хуя? Я хочу Сего хуя? Да… Выходит, хочу. Хочу прямо ЭТОГО хуя! — призналась она себе и поднялась получай ноги. — Но так никогда не брось. Ни-ког-да!»
Говорят, лишняя соломинка ломает возвышенность верблюду. Увиденное и пережитое Ольгой Романовной стало целым бревном, с хрустом раздавившим её прежнюю философию, а заедино и объективность преподавателя.
С этого дня студент Гордеев был обречён. Возвышение иностранных языков превратилась для Александра в Голгофу, идеже с него заживо снимали шкуру. За то, вслед за что другим ставилась оценка «отлично», ему лепили калека «трояк».
Сорокалетняя женщина без мужской элемент — это катастрофа. Если она хороша на вывеску, обладает фигурой двадцатипятилетней, да вдобавок противоречивым и упрямым, стервозным характером, ведь катастрофа вдвойне. В первую очередь для себя самой. Веничка Ерофеев утверждал, сколько стервозность — высшая и последняя стадия блядовитости. Её но стервозность проистекала от бессмысленного целомудрия…
Стараясь в родных местах не сталкиваться с зятем, по крайней мере, сблизить контакты к неизбежному минимуму, Ольга Романовна, тем без- менее, с болезненным интересом наблюдала, как обмениваются нежностями юношество, как Александр гладит или шлёпает Дашу по мнению попке, после чего они чаще всего удаляются в свою комнату. И между тем начинается самое ужасное, прямо таки гестаповское глумеж — приглушённые, но вполне различимые звуки любовной зрелище, нарастающие вздохи и стоны, а затем Дашкины звонкие оргастические крики и утробное голос кончающего Александра! Под эту сексуальную полифонию услужливая воспоминания непременно воскрешает обонятельное ощущение, и фантомный запах спермы переполняет ноздри!
Проклиная себя, Олюша Романовна обязательно дослушивала эту ораторию до финального усиление, потом взбиралась на велотренажёр и исступлённо крутила педали. Крутила до самого полного изнеможения, чтобы еле-еле добрести поперед ванной на подгибающихся ногах, а потом рухнуть в траходром…
Иногда расчёт сил оказывался неточным. Тогда мофет воды, направленная под нужным углом на верхнюю отрезок вульвы, вносила коррективу в состояние одинокой женщины…
