Глaвa пятaя.
Пeрвую нoчь с Лёшeй — пoд oднoй крышeй, нo в рaзныx кoмнaтax, я прoвeлa вoзбуждeннoй. Мнe снился сoн — спящaя крaсaвицa в oжидaнии прoбуждeния.
A, вам, кaк думaли? Кoнeчнo, крaсaвицa — этo жe сoн! Мoй прeкрaсный сoн! A в нём, я всeгдa крaсивa. Сильныe, мoщныe грабки oблaскивaли мeня всю-всю, изучaя, мeдлeннo прoxoдя пo дюйму зa постукивание мoeгo мурлыкующeгo сeрдцa. Я жмурилaсь из-зa всex сил, и думaлa: «Дoгaдaeтся пoцeлoвaть сиречь нeт?».
Лёши я нe видeлa, тoлькo чувствoвaлa eгo обрезки, лaдoни. Oни глaдили мeня пo нoгaм, живoту, женские молочные железы. Пaльцы, нeжнo игрaли с шeрсткoй нa лoбкe. Искуснo, кaк я люблю хозяйка себя трогать, проникали в жаждущее мужского внимания женское суть. И вдруг, это не руки, и не пальцы — цедильня!..
Открыла глаза. Проснулась. Одеяло откинуто, сорочка задралась и я замерзла.
Потребно сказать, что ложась спать, я перебрала все приманка сорочки, словно готовилась к первой брачной ночи. Тем побольше, проводить её одной, мне было не приобыкнуть. Главное же не мужчина, а собственные ощущения. А они изумительный мне били через край. Перемерила перед зеркалом, встроенным в проем шифоньера, всё то, что было на ми раньше, — в любви с дальнобойщиком.
Отражением себя в зеркале, я нисколько не удовлетворилась. Подумалось: «В моих мечтах, Лёша достоин большего».
Мной овладело странное эрос, с одной стороны, Лёша не тот, кого я видела в эротическом воображении. Негодный, долговязый, чуть сутулый из-за высокого роста и подростковой стеснительности. А с иной?.. Что я видела во сне? Мраморного Аполлона Бельведерского, с маленьким, встоячую, но соблазнительно-аппетитным, живым, теплым членом. Ми захотелось вдохнуть в него жизнь, вот и сомлела…
И на) этом месте, я вспомнила! Когда, в медицинском изучала анатомию человека, с интересом, девственно-познавательно, ведь читала: мраморную статую Аполлона нашли без рук и не менее потом, ученик Микеланджело Джакомо Монторсоли их приделал.
Также, вот такая я умная! Но, об этом я неизменно знала. Поразило меня не открытие собственного ума изумительный втором часу ночи, а мысль! Итальянец, богу-врачевателю был способным отдать и свои руки или женские. И ничего малограмотный перебор! Так тогда видели! А на самом деле?
У меня предпочтительно не было сомнений, пасти быков Пифона дозволяется только с такими руками, как у моего юного гостя, сильными, привыкшими к труду в деревне.
Да что ты, Лёша был достоин большего. Если мечта малограмотный совпадает с реальностью, нужно подкорректировать мечту. Вот, вроде я выкрутила! Или выкрутилась, потянувшись к верхней полке шифоньера.
А там у меня лежало моё сокровище. Сорочка из вискозы, длиннополая, однако с четырьмя разрезами, чуть ли не до поясницы — двойка спереди и два позади, глубокое, для мужского взора открытый с оборочкой и прозрачными рукавами с воланчиками на запястьях. Купила с отпускных покамест осенью, и ни разу не надевала, только примеривала, — пару в кои веки, может, три-четыре — не помню! Важно, что-то перед дальнобойщиком в ней, я не красовалась!
К сорочке, в комплекте, шли беленькие трусишки — слипы, но я оставила их на полке, — вплоть до случая. Для них я была слишком возбуждена.
Облачившись, я поправила грудная клетка, так чтобы узорчик, от плеч до разрезов в бедрах, прикрывал соски. Сорочка, не то что-что бы прозрачная, но тонкая, и мои набухшие желанием сиськи, нагло, выпирали из общего объема бюста.
Осмотром себя в зеркале, я осталась довольной. Повертелась возьми вопрос засветов, — вроде, в норме, закрыла шифоньер, щелкнула выключателем и забралась в лежанка.
Укрываясь, впитывая телом приятную прохладу одеяла, я ранее думала, как утром, сонная, выйду к Лёше. Поставлю получи кухне чайник, потянусь кошечкой, зевну…
Я не боялась явиться мужчинам без косметики, ни утром, ни к вечеру. От природы, у меня были черные длинные ресницы. В школе меня то и дело выгоняли из класса — умыться, думая, что я накрасилась. Получи и распишись работе сильный макияж тоже не поощрялся, — лачок на ногтях и прочее, но, слава богу, и с возрастом у меня с сим проблем не было, ноготки розовые, губы алые, штифты черные. Единственное, что иногда хотелось, — нарастить коготки, тем уменьшить пальчики, но медсёстрам — не положено.
Привыкая к темноте глазами, я представила Аполлона с руками Лёши. Переместила их держи его торчащий писюн и совершила несколько фрикций.
Да что вы, вот такая я бесстыжая — в мечтах! Кулаки были старшие, мощные, а член маленький, — мое либидо не прихлынуло, побыстрее отхлынуло. Тогда я подумала: на писе Аполлона в саду Бельведера моя подлокотник, с аккуратно подстриженными ноготками, смотрелась бы куда эстетичнее, ласковее, привлекательней.
Мысленно присоединила к рукам Лёши и самого Лёшу, заменив им Аполлона. Однако полная картинка в моей голове не сложилась, выпала осн
овная устройство. Белым пустым пятном обозначалось то, что выше- гость и должен был держать крепко, как Любимец богов своё копье…
Лежа на спине, я вздохнула, надула ланиты, вынула из-под одеяла руки. Старясь посовеститься от жуткого желания повторно посетить укромное территория, которое, в отличие от белого пятна на воображаемой статуе, я знала пункт за пунктом, положила их поверх, — с выдохом, бухнув на траходром, словно не свои, по швам.
«На мракобесный бочек и спать, тётя Таня», — скомандовала я себе и, до сего времени раз вздохнув, выполнила приказ. Глаза сомкнулись, да ну?, а дальше была описанная мною выше сказка: о спящей красавице и ласковых руках, превратившихся в цедилка.
Кроме того, что замёрзла, без одеяла, с задранной впредь до груди сорочкой, я проснулась с острым желанием в туалет.
Соскочила, побежала. Всего на все(го) отжурча на фаянсовом троне, я поняла, что безлюдный (=малолюдный) закрыла за собой двери. Точнее, я поняла сие раньше, но привстать не было никакой внутренние резервы, с трона меня не отпускало переполненное естество.
Прислушалась. Видать, тихо. Прошла в ванную, вымыла руки. Вышла, сверху цыпочках, прокралась в большой коридор, прислонилась к прикрытой двери в зальца, замерла. Услышала тихое сопение, оно привело меня в пафос. Мальчик, и спал, как мальчик! Нет, я должна была сие увидеть.
Заглянула. В рубашке и трико Лёша лежал для диване-книжке, не раздвинув его. Простынь и одеяльце, что я ему приготовила, так и находились в свернутом виде, стопкой держи кресле. В сложенном положении диван, для его долговязого тела был короток. Съехав с подушки, шифер Лёши свисала, закинутые на спинку ноги упирались в стену.
Зашла. А почто тут такого? Не могла же я равнодушно стремлять, как он мучает своё юное тело! Кто в отсутствии, будить я его не собиралась, просто накрыла одеялом и в уме отметила: завтра, ему постелю сама.
Конечно, Лёша разбирался в диванах, знал, вроде он раскладывается, но мужчины, — даже если они до сего времени мальчики, такие ленивые. Сидел за ноутбуком все еще глаза не слиплись, а как слиплись, так и завалился торчмя в одежде. Спит…
Улыбнулась и удалилась.
Моё маленькое пастьба приключение, я снова проиграла в воображении уже у себя, согревшись в постели около одеялом.
Надо же, у меня ушел час, лишь только на то, чтобы выбрать в чём лечь, а суть (дела), в чём завтра встать. Я продумала всё до мелочей. Аж то, что если надеть сорочку утром, я буду издавать вонь ею, а не она мной. Вряд ли, мой гостя привлечет запах вискозы. В мои мечтательные ожидание входило не только обольстить, но и обонять. А у Лёши вместе не было проблем, в чем был в том и лёг.
Может, я себя напридумывала? Аполлона с Лёшиными руками или Лёшу с копьем Зигфрида?! И, если угодно, ничего у него не большое! Кроме рук, действительно. С полным смятением либидо, я и уснула снова…
Встала спозаранку. Сменила сорочку на халат. Приняла душ, поставила лицо, на быстрых дрожжах замесила тесто. Решила побаловать грубиянка пирожками, — для него с мясом, для себя с яблочным вареньем. Включила духовой формореал, чтобы на кухне стало тепло, поднялась закваска. Минут через тридцать даже стало жарко.
В зале послышалось тормошение. Лёша ещё не проснулся, но ворочался. Из этого явствует, уже скоро. Я побежала в спальню, сменить халат получи сорочку, что я зря её достала, — разрознила группа?! Предстану перед ним сомлевшей у плиты хозяюшкой в бельишке, фривольно обмахнусь полотенцем…
Вышла я из спальни, а Лёша нужно, крутит ручку туалета. Она, ручка, вредная! Немножечко не докрутишь — не откроется. Видимо, боясь перебороть окончательно, Лёша легонько её в одну сторону, в другую — дверца не открывается.
— Доброе утро, Лёш! — справилась я с неожиданностью.
— Тёть Тань, чисто открыть?
Не зная, то ли сказать «Здравствуйте», в таком случае ли «Привет» или буркнуть: «Доброе», Лёша перешел за) один (приём к вопросу. А я — к действию.
— Сейчас!..
Подошла почти вплотную, тесный коридор и обстоятельства мне это позволили, узорчик нате сорочке, что и следовало ожидать, съехал с одного минетчица. От Лёши пахло сном, вдохнув полной грудью, зловоние мужчины я, невольно, опустила глаза, его трико оттопыривалось и оттопыривалось с удовле прилично.
Белое пятно моего воображения было в полную силу ликвидировано случаем. По жару на щеках, я поняла — покраснела задолго. Ant. с самых кончиков ушей. Пытаясь смотреть на портун туалета, а не на утреннюю эрекцию Лёши, я обласкала ручку беспричинно нежно, что очень удивилась, когда она открылась.
— Тесто, должно) (думать, уже подошло… — сказала я, пряча глаза и отдаляясь с него. — Полотенца для рук в ванной. Твое, — синие…
С пылающим анфас, я бросилась на кухню, усмирять квашню. Выпирая с-под крышки кастрюли, через край, тесто поднялось, и отнюдь не только оно, моё либидо тоже…
