Эвелина (1/8)

Aнoнимный фрaнцузский рoмaн XIX вeкa «Эвeлинa. Пoxoждeния и закулисье юнoй Мисс Всeлeннaя», Пaриж, 1840

Пeрeвoд нa русский диалект Aлик Кoстин, 2017

ГЛAВA I. Oпoрoжнить мудe милёнку

(Рoдитeли — Вoспитaниe — Пeрвaя любoвь — Прeдaтeльствo любимoгo)

Я — eдинствeннaя дoчь Лoрдa С. Джи., гeнeрaл-лeйтeнaнтa Бритaнскoй aрмии, кaкoe-тo врeмя нaxoдилaсь в знaмeнитoм пaнсиoнe вoзлe Пoртмaн-сквeр, гдe быстрo дoстиглa oбрaзцoвыx успexoв в целях свoeгo вoзрaстa в пoстижeнии всex знaний и искусств. Тaнцы, рисoвaниe, aрфa, фoртeпиaнo, сямисэн были мнe тaк жe знaкoмы, кaк и языки — нeмeцкoй, фрaнцузскoй и итaльянскoй. В 18 лeт я пoстиглa всe тoнкoсти этиx языкoв, дeлaлa сeрьёзныe исслeдoвaния пo Мильтoну, Шeкспиру, Дрaйдeну, Пoупу, Вoльтeру, Рaсину, Мoльeру, Кoрнeлю, Aриoсту, Кaссo Кaфьeри и пo другим извeстным aвтoрaм нa фрaнцузскoм, aнглийскoм и итaльянскoм. Я мoглa бы вoспрoизвeсти сaмыe крaсивыe oтрывки изо этиx aвтoрoв тaк жe лeгкo, кaк и нaзвaть сoзвeздия звёзднoгo нeбa alias рeгиoны Зeмли. Aрифмeтикa, гeoмeтрия, бoтaникa, eстeствeннaя истoрия и xимичeскиe элeмeнты тoжe нe являлись с целью мeня сeкрeтaми.

В вoзрaстe, кoгдa oбычныe aнглийскиe дeвoчки были eщё бутoнaми, я рaсцвeлa ужe в нaстoящую жeнщину, прeкрaснo oбрaзoвaнную и oдну с сaмыx крaсивыx, кoгдa либo пeрeшaгивaвшиx зa Лa-Мaнш. Читaтeль мoжeт прeдстaвить сeбe дeвушку срeднeгo рoстa, xудeнькую, кaк сильфидa, шeя, плeчи, кисти, сoвeршeнствo кoтoрыx мoжeт срaвниться пo крaсoтe с Вeнeрoй Мeдичи, крeпкиe бeлыe женские молочные железы oчaрoвaтeльнoй фoрмы, кaк яблoчки.

Гoрящиe стрaстным жeлaниeм яркиe, гoлубee лaзурнoгo нeбa, глaзa пoд дугaми тёмныx брoвeй, вeликoлeпный нoсик спускaeтся к пурпурным губкaм, пoxoжим нa лeпeстки тoлькo чтo рaскрывшeгoся бутoнa рoзы, пoдбoрoдoк, зaвeршaющий oвaл лицa, рoзoвый цвeт нa щeкax кoтoрoгo зaявляeт o прeкрaснoм здoрoвьe. Мягкиe блeстящиe тёмныe вoлoсы ниспaдaют лoкoнaми, oткрывaя сoвeршeнный высoкий лoб. Дoбaвьтe сюдa aккурaтныe ступни и длинныe нoги, кoтoрым пoзaвидуeт любaя жeнщинa, и ваш брат пoлучитe нeкoтoрoe прeдстaвлeниe oб aвтoрe сeгo пoвeствoвaния.

Мoeгo чeтырнaдцaтилeтнeгo брaтa пoмeстили в Итoн, a меня кончено было отправить в Париж на пару лет исполнение) продолжения образования. Таким образом 5-го мая 18.. возраст мы отчалили из Дувра на французском лайнере Луизка и в тот же день в три пополудни должны были привалить в Кале.

Нашу свиту составляли две горничные, возница, два лакея, три кареты, скаковая и четыре запряжных лошадей.

Дурная была скверная, море штормило, женщины ужасно страдали моряцкий болезнью и были вынуждены покинуть палубу. В каюте я бросилась для диван и так страдала, что отец прислал ми своего молодого слугу, симпатичного двадцатидвухлетнего парня. Возлюбленный застал меня измученной, лежащей на боку, и едва задыхающейся в перетянутом корсете.

— Мисс, не хотите расшнуровать нестандартный корсет? Мне кажется, он мешает Вам веять, и определённо делает Вам больно.

Слабый кивок головы был ему ответом.

— Я безвыгодный смогу распутать узел. Могу я его отрезать?

Ещё раз один безмолвный кивок разрешил ему достать перочинный ножик и перетерпеть трудности. Он запустил руку в корсет и высвободил мою правую бюст. Меня как будто током поразило — острое приятное впечатление прокатилось по всему телу и заставила меня всю задрожать. Уильям заметил моё пещеристых) (лакун и следующим движением стал нежно поглаживать пальцем крошечный сосок. От этого нового ощущения я чуть отнюдь не потеряла сознание, но, как ни странно, моя морская зубы исчезла, как по-волшебству. Видя моё неудобство и неспособность увернуться, он наклонился и так, как я лежала к нему задом, поцеловал меня в шею. Кровь сильно прилила к щекам с этого первого в жизни мужского (после отца) поцелуя. Взбодренный моей пассивностью и молчанием, и видя, что поцелуй оказался принят с удовольствием, некто сжал мне грудь, а потом быстро положил руку ми на место, которому я ещё не знала названия, же которое уже пылало от сильного жара. Моим первым движением было оттолкнуть его, же его ласки отняли у меня последние силы, и я лежала в его объятиях вялая и трепещущая. Шторы были задёрнуты что-то около, что увидеть нас никто не мог. Уильям рукой в центре удовольствия раздвигал ми бёдра, и я даже сама немного развела их, воеже облегчить ему доступ.

Какое восхитительное ощущение! Благодаря этому такое бывает только один раз? Что может выдержать сравнение с первым прикосновением мужчины? Какое из земных удовольствий годится. Ant. нельзя сравнить с тем блаженством, что я испытала?

Чувствуя, подобно как я не делаю никаких движений, чтобы увернуться, Уильям водил пальцем в ряду складок моих юбок и ласково щекотал, заставляя меня горевать. Но немного удовольствовавшись щупать меня поверх одежд, дьявол задрал мне юбки платья и рубашек и ввёл нестандартный палец уже в правильное место, перегнувшись и склонив голову в поисках губами моих губ. Нет слов поцелуй! Неземное ощущение!

— Эвелина, милая моя!

— О, Уильям, разговор окончен, перестаньте!

— Я Вас обожаю.

— О!

И со мной приключился забытье.

Сколько времени я была без чувств? Первым, кого я увидела, возвратясь в сознание, была моя горничная, которая говорила:

— Вставайте, Девушка, мы приехали, и Лорд и Леди ждут Вас получай палубе, чтобы сойти на берег.

— Не могу, Мэри, нужно, пусть вы помогли мне зашнуровать корсет.

— Шнурки срезаны, Девушка.

— Да, правильно, я помню, что пришлось применить черкес потому, что я была не в состоянии их развязать.

— Твоя милость заболела, ангел мой? — Спросила мама. — Ты баснословно бледная.

— Моя бледность — результат морской болезни, мамочка. Тутти будет хорошо, как только мы сойдём получай землю.

— Уильям, помоги Мисс Эвелине спуститься.

Полусидя на его груди, я двинулась к выходу, чувствуя его крепкие щупальцы и молча наслаждаясь. Я бы с радостью заболела так, затем) чтоб(ы) меня на руках донесли до самого отеля, же по правилам приличия такая фамильярность противоречит законам общества, и основоположник предложил мне руку.

Прибыв в отель, я удалилась к себя в комнату, чтобы переодеться. А потом спустилась в гостиную, идеже Уильям разбирал багаж. Как только он меня увидел, некто подлетел, схватил меня за руку и, склонившись бери колено, с мольбой в голосе заговорил:

— Простите ли Ваша милость мне дерзость моей любви?

— Нам не пристало начинать, Уильям, вы хорошо знаете, что я маловыгодный могу вас слушать.

— Божественное очарование! Какой яйценос не влюбится, увидев Вас?

— А если нас застанут черепки?

— Вы можете быть уверены, я приму весь их злоба на себя.

— Тссс! Кто-то идёт…

Ради ужином я ела немного. Я была перевозбуждена, чувствовала себя стеснительно, опасалась взглядов отца и матери, старательно избегала взгляда Уильяма, так кусочки курицы, что он подавал, были вкуснее общей сложности, что я когда-либо ела, и вино в поданном им бокале было то ли дело всего, что я когда-либо пила. После ужина наша сестра совершили короткую прогулку, чтобы осмотреть окрестности, да я нашла болота, окружающие Кале, более влажными, нежели обычные болота. Цветы, которые я рвала, казались вне цвета и запаха, птицы, казалось, пели мне ни в коей мере не так, как на родине

Прогулка казалась длинной, скучной и утомительной, и я обрадовалась, временами услышала, как родители приказывают поворачивать назад к отелю.

Дотла вечер я чувствовала беспокойство и не могла усидеть для месте, в новом моём существовании чего-то малограмотный хватало, чего именно — я не могла чётко обусловить. И я с облегчением удалилась в спальню, как только часы пробили цифра — привычное время отхода ко сну.

Как только-тол горничная постелила, я попыталась заснуть, но тщетно. Я тяжко ворочалась и ворочалась с закрытыми глазами, не в силах спящий. Я слышала, как вдали колокола собора прозвонили одиннадцать, спустя некоторое время двенадцать, собиралась уже встать, чтобы позвонить Мэри, (то) есть дверь спальни отворилась, и кто-то тихо вошёл.

— Мэри, сие вы? — Спросила я.

— Это я, прекрасная Эвелина, — ласково прошептал благозвучный голос, — мужчина, что Вас боготворит!

— Боже! Уилям! Чисто привело Вас в мою спальню в поздний ночной часочек?

— Я хотел узнать, прекрасная Эвелина, не нужно ли Вас чего.

— Боже мой! А если мои родители после того за стенкой услышат?

— Они слишком глубоко спят. О! Умоляю, малограмотный вырывайте свою очаровательную руку!

— Нет-нет, Уильям, ваша сестра должны уйти!

— Не будьте так жестоки, маловыгодный отвергайте меня.

— Вы не можете остаться, вас меня задушите своими поцелуями, нет, уберите свою руку оттоле… Ну! Что вы делаете? Вы ложитесь в мою траходром, нет… Нет, не просовывайте колено мне посерединке бедер, оставьте мою рубашку, ой!.. Ваш брат делаете мне больно, вы делаете мне бесконечно больно, ой!.. Мой Бог, вы меня терзаете! О! Бог! О! Господи! О! Ооо!

— Немного потерпите, дорогая Эвелина, я приставки не- буду делать больно долго!

— O! Боже мой! O! Уран!

— Дорогая, милая Эвелина, небеса, какой рай!

— О, выше- хороший, любимый Уильям! Как вы могли расколоть меня так страдать?!

И я затопила его грудь ручьем слёз.

Он не пытался меня утешать, а оставил порыдать пару минут, балдеж зная, что слезы женщины в таком случае недолгие, и они бегло высохнут естественным образом.

Мои рыдания стали переставать, он начал гладить меня по всему телу, припечатывая горячие целовки к губам, к шее, на грудь, и тихонько шептать получай ухо:

— Позволит ли дорогая моя Эвелина отвалить ещё одно доказательство моей горячей любви?

— Многоценный мой Уильям, вы доставляете мне чрезмерно целый ряд страданий.

— Я войду очень осторожно.

— Пообещайте, что свыше не сделаете мне больно!

— Я вам клянусь, божественная моя! Ложитесь сверху спину!

— Ой! Вы опять делаете мне хоть головой об стену.

— Разведите пошире бёдра.

— Входите тихонечко.

— Обхватите меня руками ради шею. Видите, он уже полностью вошел.

— Ооо! Родимый!.. Милый!..

— Моя богиня! Какое неземное доля быть в ваших объятиях!

— Вы будете верны своей Эвеление?

— Вплоть до конца моих дней.

— О, милый Уильям, я чувствую его едва (ли) не у сердца!

— Я сейчас делаю Вам больно?

— Нет, миленок мой, вы доставляете мне восхитительное наслаждение. Ахти!.. Ах!..

И я почувствовала, как он вливает в меня много блаженства. Ощущение было слишком мощным, и я отключилась.

Очнувшись, я обнаружила себя в его объятиях. Некто поднял мои ноги на себя, рубашки наши были заданы вне пояса, тела прижимались друг к другу, и я чувствовала, наподобие его хозяйство продолжает оставаться внутри моей маленькой орбиты.

— Полюбит ли Эвелинка своего милого Уильяма?

— Да, если Уильям обещает браться верным своей Эвелине!

— Может ли он подступить к госпоже ночью?

— Да, если примет меры предосторожности, для того чтобы его не увидели.

— Моя дорогая, позвольте кайфонуть Вами ещё раз?

— Да, любовь моя, си часто, как захотите.

— Вы хотите остаться проходить, или хотите, чтобы я занял Ваше место?

— Ложитесь бери спину, мой дорогой, теперь я заберусь на вам.

Я поднялась, перешагнула, присела над ним, чтобы накрыться своим маленьким входом на его большую твёрдую штуку, и опустилась, позволив ему проничь в меня. Сначала было немного больно, и он входил с трудом. Же когда он там начал двигаться, боль вмале прошла. Он входил и выходил очень легко, цедильня наши были склеены, мы сосали друг у друга языки, и, от случая к случаю на через несколько минут, я почувствовала, как его хрен вздуваться, я ещё ускорила движения.

— Что это вас так разбухли, мой милый Уильям, как пизда взрывом?

— Потому, что я готов разрядить в Вас священный нектар. Любовь моя, Вы испытываете при этом угода?

— Конечно, милый, это момент восхитительного блаженства. Прижмитесь ко ми своим сердцем, дорогой!

— Ооо! Дорогая, я кончаю!..

— Нуте, спусти скорей в свою маленькую Эвелину! О!.. Ооо!..

Егда мы успокоились, я заметила Уильяму, что дальше ему уцелеть неосмотрительно, что мы можем уснуть, и если нас застигнут миром, это будет большая беда для обоих. Ему необходимо уйти, чтобы до шести часов немного оторватьс. Он не соглашался, пока не добился ото меня обещания получить следующую ночь. А я согласилась с удовольствием, и затем долгих нежных поцелуев и затянувшегося прощания он напоследках оставил меня.

Как только он ушел, я (в же заснула крепким сном, наполненным чудесными грёзами, и, как-нибуд жаворонок пропел зарю, встала ещё свежее и красивее, на правах богиня, чьи розовые руки открывают двери солнцу получи востоке. Воспоминания о ночных наслаждениях разливались в душе сладкой истомой.

Я мечтала с восторгом махнуть в объятия любимого, с радостью отдаться его рукам и отнестись божественный нектар, если бы не определённые тернии.

Господи! Что это? Кровь на рубашке. Так это правда, что женщина пускает кровь, другой раз встречает первый раз мужчину! Что же работать? Как я скрою это от горничной? Ба! Я невзыскательно разорву её в клочья.

Сказано — сделано! И ветер уносит тысячу лоскутков бывшей рубашки.

— Тама! Летите! Там вы никому ничего не расскажите.

Как-нибуд я вошла в гостиную, мой дорогой папочка взял меня вслед за руку и заявил, что я самая красивая девушка в мире, и некто такой никогда не видел. Я скромно покраснела. Что-нибудь делает женщину ещё красивее на утро её первых наслаждений? Сие воспоминание о своих удовольствиях или так освежает сильный нектар? Ответьте вы, учёные и философы.

За завтраком я до некоторой степени раз встречала глазами направленные на меня позиция Уильяма, они были полны любви и говорили тысячу вещей.

Истечении (года) завтрака отец сразу же ушёл распоряжаться возьми счёт заказов, мать пошла платить за пансионат, и я улучила момент уединиться с объектом своей любви.

Наша сестра парили в объятиях друг друга, и, если бы этому полёту дали эпоха и возможность, мы бы снова принесли себя в жертву нате алтарь богини сладострастия, что правит миром.

— На правах Вы чувствуете себя с утра, моя любимая?

— Каплю в синяках, мой милый друг.

— Я принёс Вам два-три мёда. Вы, когда сможете, намажьтесь немного, сие облегчит Ваши страдания, и Вы больше не испытаете оставляет желать многого боли, когда попадёте в мои объятия.

— Спасибо, мои любимый! Я сделаю, как скажете.

— Спрячьте хорошенько, а так, если кто увидит, могут возникнуть подозрения.

— Поцелуйте меня в (прежнее, чем уйду!

— Миллион раз, моя любовь!

— Вплоть до вечера!

— До вечера!

Мы покинули Кале в цифра и приехали в Булонь к двум часам, где приняли завтрак. Вечером мы приехали в Амьен, где должны были принять ночь. За весь день я не могла ни короче (говоря) обмолвиться с Уильямом, но я всё время мечтала, по образу проведу эту ночь в его объятиях.

Каково а было моё разочарование и огорчение, когда я обнаружила, аюшки? путь в мою спальню лежит через спальню родителей. Меня охватило безнадёжность, и когда Мэри ушла, я бросилась в слезах на топчан, рыдая от досады и гнева. Разлука мне представлялась вечностью! Я задавака, как найду потайную дверцу, которая позволит божеству мои сердца прийти и найти меня. Я обыскала каждый уголочек спальни, но, увы, ничего не нашла. Вполне ни-че-го! Я металась по комнате с угла в угол до трёх часов утра, когда-когда усталость наконец сморила меня, и я не забылась беспокойным сном.

Мэри, войдя на ране в шесть ко мне, обнаружила красные опухшие зыркалки и посоветовала промыть их водой с небольшим количеством одеколона. Я попробовала, а не смогла снять покраснение достаточно, чтобы избежать внимания родителей, которые хлопотливо попросили рассказать о причинах такого воспаления.

— Я не могла храпеть ночью, мама, этот город такой шумный.

— Так мы не слышали никакого шума, моя страсть, и твой отец и я крепко спали.
— Давай останемся тогда еще на один день, моя дорогая? Эвелинка слиш

ком устала, чтобы продолжать путешествие.

— В закромах, папа, наоборот! Уезжаем из этого города точно можно скорее!

— По крайней мере, моя дорогая, тебе недурно отдохнуть несколько часов прежде, чем ехать.

— В этом месте совершенно невозможно спать, папа, и я прошу, не шабашить поездку. Я ненавижу этот город, и я не хотела бы ни по (по грибы) что на свете провести здесь еще одну Никта.

— Хорошо, хорошо, моя дорогая, мы сделаем, словно ты хочешь, но если ты по дороге устанешь, никакие соображения далеко не остановят меня, потому что я не хочу обломать драгоценное здоровье моего маленького ангела.

— Вы поистине слишком чутки ко мне, папа, я не заслуживаю такого обхождения, только я умоляю вас, сделайте то, что я прошу, с целью мы уехали сразу и нигде по дороге никак не останавливались.

— Хорошо, поедем, как обычно, после завтрака. Уильям дай тебе закажет экипаж на пол-седьмого.

Ситуация опять-таки и усугублялвсь тем, что за весь день у меня невыгодный было никакой возможности хоть парой слов перемотаться с Уильямом, который выглядел раздасадованным и огорчённым. Наши позиция при встрече говорили больше, чем могли бы показать слова.

Пообедав в Шантильи, вечером мы подъехали к Люзарш, идеже отец хотел остановиться на ночь.

— Папочка, мимоходом, прошу вас, давайте не будем останавливаться, я весь не устала. Лучше продолжим путешествие. Здесь сносно нет, кроме жутких коек.

— Но, моя дорогая, нам понадобится вновь целых восемь часов, чтобы прибыть в Париж, и помните, словно вы не спали прошлой ночью. С нашими плохими лошадьми ты да я прибудем в только к одиннадцати часам. Моё милое мальчик, вы мертвецки устанете.

— О, нет, папа! Я не такая изнеженная, что вы думаете.

— Ну, тогда, прими что-нибудь получи и распишись дорожку.

— Хорошо, я с удовольствием приму бокал Негус.

— Уильям, найдите ремер Негуса для Мисс Эвелины.

В экипаже я сидела по правую руку, и, когда Уильям подавал бокал, он сунул руку подо подол между бедрами, я немного развела ляжки, так чтоб дать ему потрогать моё маленькое отверстие, и почувствовала, в духе он вводит туда палец. Прикосновение было восхитительным и не тратя времени даром вызвало волну наслаждения, которое заставило пролить почти не весь бокал, из которого я медленно потягивала. Что ни говори, это вернуло мне спокойствие, и в Париж я прибыла сейчас уверенной и переполненной приятными ожиданиями.

В отеле Морис для улице Сан-Оноре я с радостью обнаружила, что моя уборная хоть и смежная с родительской, но имеет отдельный холл. Ant. выход, и ничто не сможет помешать мне принять пристрастие своего сердца.

Тем вечером я тщательно вымылась и хотя (бы), когда Мэри ушла, протёрлась ещё раз одеколоном. Вселенная по моему приказу остался гореть. Когда я поправляла впереди зеркалом волосы, дверь тихонько отворилась, и вошел Уильям.

Я бросилась к нему в объятия равным образом пылко, как и он ко мне, со взаимным желанием наша сестра подняли сорочки, он прижал меня к стене, раздвинул чресла, и я получила в свою маленькую пещерку любимый предмет, каковой доставлял мне райское наслаждение. Я обнимала его следовать талию, он держал меня под попку и работал бурно, а я отвечала ему с не меньшим рвением. И вскоре спирт влил божественный нектар в меня. Наслаждение было таково сильным, что у меня подкосились ноги и я уронила голову ему в плечо в состоянии полного беспамятства.

Его поцелуи вернули меня к реальности.

— Выше- милый Уильям, вы заперли дверь на отпирка?

— Я не подумал.

— Какая неосторожность, мой любимый! Живо закройте замок.

Чтобы подчиниться, ему пришлось обрести свободу, и я впервые увидела любимый предмет при ярком свете — некто был сантиметров пятнадцать в длину, достаточно толстый, нежно-розовый, твёрдый и всё ещё влажный от недавних подвигов. Возьми паркете растекалось большое пятно чего-то белёсого.

— Отчего это, что это?

— Это моя сперма, которую я закачал в вам, и которая из вас вытекла.

— Как?! Вы закачали до настоящего времени это в меня? Не удивительно, что я испытала столько удовольствия.

— Предоставьте что-нибудь, моя дорогая, чтобы вытереть.

— Нате в кармане носовой платок.

— Он испачкается.

— Не изрядно, не занимайте себя ерундой, пошли скорее в койка, мой дорогой друг.

Он послушно лег несмотря на кровати на спину и, когда я подошла, чтобы перелечь, он взял меня за бедра, приподнял рубашку и, прижавшись анфас между ног, стал сосать мою маленькую кнопку, а в дальнейшем запустил язык в щель, доставляя мне такой род удовольствия, о котором я понятия не имела. Я склонился надо ним, взяла между губ дорогой предмет и прикусила ненадолго головку.

— Я могу спустить, любовь моя.

— Что сие, что вы называете спустить?

— Это значит выпрыснуть в который раз тот ликёр.

— Мне надо лечь на кровать, чтобы получить в себя?

— Да, так будет даст сто .

Я моментально легла, и через мгновение заключила в себя ласкового пленника. В меньшей степени, чем через две минуты, я почувствовала, как симпатия набух и запылал.

— О, Уильям, милый, не спешите, малограмотный спускайте пока, вы лишаете меня удовольствия. О! Во сейчас! Спускайте сейчас! О! О! Ооо!…

Когда он достал, некто прилёг рядом. Вдруг меня пронзила ужасная размышление.

— Господи! Мой дорогой Уильям, а если я стану беременной? Я отнюдь забыла. Это убъёт моего отца, и я буду причиной смерти беда достойного человека. Боже мой! Ребенок, в котором возлюбленный души не чает, обесчестил его! Он умрёт ото горя.

— Успокойтесь, моя возлюбленная, такой беды безлюдный (=малолюдный) случится.

— Как мне сделать, чтобы избежать сего, и не лишать себя ваших объятий, что было бы чтобы меня хуже смерти?

— Моя дорогая, это малограмотный проблема, надо только за несколько дней по появления менструации принимать сабиноль — ядовитую микстуру — и лекарство — смеси венецианской руты — небольшими дозами, когда наступит стаж.

— Вы уверены, что лекарство действует всегда?

— Что-то не делать (век ещё не подводило.

— Откуда вы знаете такие ценные секреты?

— Ото одной дамы, вдовы, с которой я какое-то година жил.

— Это была ваша любовница, Уильям?

— Так точно, моя дорогая.

— Значит, я не первая ваша (горячая?

— Вы, моя дорогая.

— Как вы можете горячо разных женщин?

— Наша природа, моя дорогая Лина, отличается от вашей, она грубая так, почему мы можем иметь некоторых женщин без любви.

— Гнусный блудник, уверена, что вы пользовали почти всех женщин, с которыми встречались.

— Ни духу, не всех, были многие, которые меня отвергли.

— Сие значит, что все женщины одинаковые?

— Во всяком случае кушать такие, которые верны своим мужьям, небольшое нажин — это верно. А есть другие, которые кажутся чудо) как добропорядочными, а на самом деле отчаянно заигрывают с любовниками. Я могу вогнать пример прямо здесь.

— Вы хотите сказать, Уильям, в нашей семье?

— Ведь, что я говорю, не является большой тайной, если только бы вы были повнимательнее к родителям, то заметили бы, чисто леди часто утешает себя в руках одного счастливого прохвоста.

— По какой причине? Моя мама?! Берегитесь заявлять здесь такое, Уильям! Я безлюдный (=малолюдный) позволю клеветать на своих родителей, и я вас возненавижу и без- посмотрю на те вещи, что вы сделали в моей жизни.

— Утоп Вашей любви станет очень большим горем в (видах меня, моя дорогая Эвелина, но я уверен в томище, что говорю. Если Вы присмотритесь поближе к занятиям Вашей матери, в таком случае увидели, как Томпсон, наш конюх, занимает помещение Вашего отца, когда того нет.

— Немыслимо, Уильям, я безлюдный (=малолюдный) могу в это поверить! Как вы можете класть пятно праведную женщину достойного во всех отношениях мужской пол?!

— Поверьте, душа моя, я клянусь, что это сермяжная прав, и Вы сможете убедиться в этом при первом а случае, когда Сэра Джона не будет. Привезти. Ant. отнести Вам завтра бутылку зелья?

— Конечно, но будьте жуть осторожны, чтобы никто не заметил.

— Не бойтесь, разрешите мне еще насладиться Вашими божественными чарами.

Симпатия забрался на меня, ввел свой корень, и наша сестра стали медленно наслаждаться, чтобы растянуть удовольствие подольше.

— Какими судьбами это, что это, мой любимый?

— Это шарики, в которых оный самый нектар, что я спускаю в Вашу маленькую пещерку.

— Они веков) полные?

— Не всегда, только когда я рядом с Вами, и я приставки не- могу их сдерживать, когда они полные.

— Аль вы не можете управлять ими?

— Это окончательно невозможно, мой ангел.

— Очень жаль, ну, вгоняйте в меня после крайней мере столько, сколько сможете.

— Я не могу в большинстве случаев.

Амплитуда наших телодвижений увеличилась, ноги у меня были в воздухе, я чувствовала, ровно по ягодицам шлёпают его яйца, я схватила их, стала трогать руками (за грудь и несильно сжимать. От этого они, казалось, набухали и твердели. Я почувствовал, вроде головка его жезла раздулась, и припала губами к его губам в ожидании блаженства ото божественного нектара.

— У вас есть часы, Уильям? — спросила я.

— Как не бывало, моя дорогая.

— Вы позволите мне сделать презент?

— Ваши дары всегда для меня будут держать двойную ценность, моя дорогая Эвелина.

— Только я думаю, что-то будет более осторожным, если я дам вам денег, а вам купите себе сами. Как думаете?

— Я считаю, аюшки? так действительно будет гораздо осторожней.

Я тут а встала к своему секретеру, достала стопку банкнот и протянула ему со словами:

— Хватайте Уильям, купите себе красивые часы и красивое бельище, мой возлюбленный должен быть хорошо одет. Я могу себя позволить предложить вам это, не бойтесь, моего дед оставил мне около двух миллионов, и я могу у кого-л. выходит много их, как хочу. Вы тоже не отказывайте себя ни в чём, что касается меня. Я исполню ваши желания, я хоть удовлетворю ваши капризы, вам только надо продлевать любить меня, всё моё счастье в вас, и моя существование (бренное) зависит от вашей верности. Не забудьте трава, мой любимый.

— Вы получите его завтра наутро, дорогая.

— Вы придете ко мне вечером?

— А да мы с тобой не уедем отсюда?

— Наверняка, папа снял три шага отель в предместье Сан-Оноре, но я выберу да даже и соседнюю с родителями комнату, но совершенно независимую, вам можете приходить каждый вечер.

— Я не премину, (само собой) разумеется.

— Теперь вам пора уходить, прошло уже три часа.

— Доброй ночи, моя дорогая Эля.

— Доброй ночи, Уильям.

Когда он ушел, я до морковкина заговенья размышляла над тем, что он сказал о моей матери. Я приставки не- могла поверить, что она предала отца, человека в такой степени верного и столь благородного. Это невозможно, Уильям, самоочевидно, наговаривает. Но он обещал дать доказательства, с намерением убедить меня, позволить увидеть её предательство собственными глазами. Я жалела, точно он открыл мне этот секрет, я бы предпочла отнюдь не знать. Тысячи мыслей терзали мой рассудок. Снег на я боялась, что это не правда. Такова дикий любви, она рушит самые нежные привязанности детских полет!

Посреди этих противоречивых мыслей я заснула, и, когда для следующее утро целовала, как обычно, щёку своей матери, сие вызвало у меня чувство жалости, смешанное с отвращением. Отца я извращенно покрыла ласками со всем уважением и почитанием, с дочерней любовью и восхищением, и мои тараньки, мокрые от слёз, убеждали, что его дочурочка по справедливости ценит его качества, лучше, нежели женщина, которую он уважал столько лет.

Умереть и не встать второй половине дня мы заселились в наш гостиница в пригороде Сан-Оноре, где я выбрала себе комнату, руководствуясь двумя соображениями: кайфовый-первых, потому, что она была угловой и выходила окнами в тесную улочку, а вот-вторых, потому что она была недалеко с коридора, где были расположены комнаты слуг.

Батька посетил посла, чтобы сообщить о нашем приезде в (столица, ряд английских и французских семей пришли к нам с визитами. Первую неделю выше- дом был буквально ломился от князей, герцогов, маркизов, графов, виконтов, баронов, лордов, рыцарей и многих других, которые жаждали составлять представленными красивой и богатой дочери Сэра Джона К. Нас приглашали бери балы, обеды, концерты, рауты, мы были представлены даже если ко двору. Я постоянно была окружена легионом поклонников, молодых и старых, которые, казалось, состязались в усердии завести меня с обязательным приложением в сто тысяч фунтов стерлингов или — или два с половиной миллиона франков. Какое богатство! Любой находил меня красавицей! Сто двадцать пять тысяч франков ренты! Какое очаровательное сотворение! Можно стать пэром Франции! Какие грациозные движения! Только и остается пробиться в депутаты! Как она хорошо говорит соответственно-французски! Можно завести дорогих лошадей! Как возлюбленная изящно танцует!

В Булонском лесу, на Елисейских полях, моя степняк была в окружении батальона всадников, благородных и элегантных, которые считали ради честь сопровождать красивую и богатую англичанку. Некоторые сравнивали меня с Дианой, возвращающейся с охоты, есть такие с Венерой, Минервой, Клеопатрой и др., кого я только знаю! Одни славили красоту моей лошади, остальные восхищались ловкостью, с которой я ею управляла. Некоторые интересовались адресом шорника, иные хотели знать, куда подевался мой хлыст.

Чета с половиной миллиона! Какое богатство! Каждый пытался поддернуть хорошие слова, блеснуть игрой ума и обольстить. Жаль! Наследница оставалась бесчувственной ко всем эти замечательным качествам, их совершенства были слишком хрупкими, чтобы я их заметила и оценила. Меня смешило их амбициозность, я улыбалась их рисованию и комплиментам.

Каждый считал себя фаворитом, а бесчувственная Веля с наслаждением отдавалась в руки простого лакея.

Уже плохо месяца, как длилась наша связь, и я всё предпочтительно и больше привязывалась к Уильяму, когда вдруг появилось предположение, что у него другая интрижка. Последнюю неделю пишущий эти строки виделись только три раза, и каждый раз возлюбленный оставался только на пол-часа.

Я проследила и по малом времени обнаружила тайную связь между ним и моей горничной. Ради убедиться и в то же время разоблачить его низкое нож в спину, я спряталась ночью в углу коридора и ясно увидела, чисто он выходит из комнаты Мэри после трёх часов утра. Если он проходил мимо, я шепнула:

— Хорошо, я узнала, аюшки? хотела! — И бросилась в свою комнату, где заперлась и в приступе отчаяния упала получи и распишись кровать.

Несчастная Эвелина! Быть любовницей презренного лакея низшего происхождения, являться брошенной ради своей же горничной, увидеть нож в спину слуг… Бедная девочка, ты пожертвовала своё качество человеку, которого совсем не знала! Увы, к чему рань эти слезы? Что они изменят? Разве они вернут ведь, что утеряно навсегда?

Наоборот, они только испортят красоту и помешают наслушиваться теми удовольствиями, что стали очень важными в жизни.

Ну-кася, Эвелина вставай, приходи в себя! Наплюй на сие ничтожество, позволь себе пир простых удовольствий через своего низкого сообщника. Тон презрения отомстит ему немало, лишение твоего доверия научит его ценить женщину, которую симпатия подло бросил. Найдётся другой мужчина, более величавый, чем он, чтобы занять его место. Однако если он узнают о наших отношениях, если моя провинность станет достоянием гласности?! Нет, никто не посмеет, весь будут наказаны, как клеветники. Я слишком сильная, неумеренно богата, чтобы бояться мести каких-то слуг! Я буду сводить себя, как н в чём не бывало, но рядом первой возможности избавлюсь от обоих.

Приняв такое вердикт, на следующий день я обратилась к ним авторитетным тоном и хозяйки. Я тщательно избегала удерживаться наедине со своим соблазнителем, предавалась столичным развлечениям и вечере запирала свою дверь.

Через пару недель я сообщила матери о своих подозрениях в отношении Уильяма и Мэри и лещадь предлогом скандала, который они могут вызвать, попросила отдавать их в Лондон без объяснения причин. Она согласился, и черезо несколько дней они были отосланы в Лондон для того подготовки дома к нашему возвращению. По прибытии шоферящий получил приказ заплатить им за три месяца и вывести. Я никогда больше не слышала о них с тех пор.

Классика

Related posts