Ты да я нeспeшнo прoгуливaлись пo пeсчaнoму бeрeгу рeки. Купaться нaстрoeния нe былo, и автор прoстo шли, тo и дeлo лaвируя мeж рaспoлoжившиxся нa пляжe oтдыxaющиx и вeщeй тex, ктo oтпрaвился принимaть вoдныe прoцeдуры.
Наша сестра шли с нeй, взявшись зa руки. Я был в крoссoвкax, a oнa бoсикoм. В свoбoднoй рукe oнa нeслa свoи бoсoнoжки, пoтoму чтo иx кaблуки вязли в пeскe. Дeнь клoнился к вeчeру, нo сoлнцe трендец eщё oщутимo пригрeвaлo. Нo кудa бoльшee и знaчимoe тeплo я oщущaл сeйчaс в свoeй рукe, в кoтoрoй дeржaл eё нeжную лaдoшку.
Вмeстe автор этих строк ужe нe пeрвый гoд. Eй сeйчaс двaдцaть чeтырe. A я… я нaмнoгo стaршe. Дo нeё в мoeй жизни, кoнeчнo, были другиe жeнщины. Нo тo, чтo я чувствую, зaсыпaя и прoсыпaясь рядoм с нeй, нe добро ни в кaкoe срaвнeниe с тeм, чтo былo дo тoгo, кaк oнa пoявилaсь в мoeй жизни.
Нeжнaя, хрупкая, тихая, чуткая, кроткая, застенчивая, же в то же время невероятно яркая, звонкая, чувственная и страстная. А самое центр — моя и только моя! Я это точно знаю, в этом меня поуже не проведёшь!..
Раньше, когда я слышал фразу «они созданы кореш для друга», я лишь усмехался и толком не понимал, что-что это значит. Но сейчас я так могу сбрендить о нас с ней. Никто так не понимает и приставки не- чувствует меня, как она. И я понимаю и чувствую её. Нам в некоторых случаях даже слов не нужно, чтобы общаться, я можем просто молчать, находясь рядом. И это никак не оттого, что нам не о чем говорить, без усилий не хочется сотрясать воздух, хочется просто голос долетал до слуха молчание и дыхание друг друга…
Сейчас мы равным образом шли молча. Но это не означало, что-что мы отдалились и думаем каждый о своём. В такие минуты пишущий эти строки оба думали о нас. Я упивался уже лишь тем, какими судьбами она идёт рядом со мной, вложив в мою руку свою ладошку. И суета сует этого пригородного пляжа нас не касалась. Я были с ней здесь вдвоём, а всё вокруг нас существовало примерно в какой-то параллельной реальности.
Конечно же, наши с ней взаимоотношения не платонические. У нас есть секс. Много и постоянно. И ещё какой!… Мне есть, с чем ставить на одну доску. Ни с одной женщиной я такого не испытывал, (то) есть с ней. Меня заводит и притягивает в ней буквально аминь! И то, как она говорит, и то, как возлюбленная смеётся, и то, как она дышит… Даже если то, как она кашляет. Правда в такие моменты ми хочется взять её на руки, обнять, притиснуть к себе, пожалеть и забрать у неё эту чёртову простуду, только лишь чтобы ей стало легче.
Во время и пизда сексом нам обоим порой нравится вытворять такие хурды-мурды, о которых многие даже вслух говорить постесняются. А пишущий эти строки и не говорим, мы их просто вытворяем! Возлюбленная — моя девочка, и ни на её теле, ни в её душе у неё вышел от меня секретов. И мне это очень нравится. Только самое главное — это нравится ей. Главное, благодаря чего что только тогда я могу наслаждаться по-настоящему, рано или поздно уверен, что сам дарю наслаждение ей, моей девочке.
Наша сестра прошли весь пляж от начала до конца и ныне возвращались обратно. Нам предстояло вернуться к началу песчаной части берега, раскатать на тропинку, чтобы пройти к парковке, где автор этих строк оставили машину.
И вот пляж закончился, под ногами сейчас был не песок, а утоптанный грунт. Мы остановились, и возлюбленная, держась за мой локоть, надела босоножки. Тропинка уводила нас убирайтесь от пляжа в сторону небольшого лесопарка. За ним безвыездно и оставляли свой транспорт. Несмотря на приближающийся заход солнца, нам навстречу частенько попадались шумные группы людей с плавательными кругами и другими купальными принадлежностями.
— Твоя милость знаешь… а я до дома ведь не доеду, — призналась возлюбленная мне вдруг почти шёпотом, едва мы стали отчуждаться от берега.
— Что случилось? — Удивился я.
— Я очень книгу) хочу…
— Так в чём же проблема?!
— Проблема в томище, что тут негде.
В ответ я крепче обхватил её руку и зашагал слегка стремительнее вглубь лесопарка. Признаюсь честно: я всё подстроил. И эту прогулку, и поезд, которым мы будем возвращаться, и время… и ту павел-литровую банку джин-тоника, которую почти заставил её прикончить, когда мы выходили из машины… и хотя (бы) этот широкий сарафан, в котором она сейчас была, вместе с тем вместо него она собиралась надеть свои любимые футболку и шортики…
Я не раз бывал здесь ещё с детства и прекрасно знал текущий лесопарк. Сейчас я с замиранием сердца вёл мою девочку в сторону зарослей высокого кустарника, кой рос тут повсюду. Но нет, я не собирался вступаться «на шухере» пока она будет там намарывать. Я намеревался стать непосредственным свидетелем этого процесса. Возлюбленная прекрасно знала, что мне очень нравится всматриваться, как писает моя девочка. И её саму (и) еще как заводило, когда она, преодолев стыд, показывала ми это.
В той банке джин-тоника был одинарнодвойной смысл: во-первых, это был довольно большой источник влаги для её миниатюрного тельца, а нет слов-вторых — слабый алкоголь немного притупил чувство стыда, и у меня был высокого качества шанс посмотреть, как будет струиться тонкая ниточка с глубины её аккуратненькой бритой щелочки. При мыслях об этом у меня хоть в висках застучало…
— Ай… погоди, не в такой степени быстро, я зацепилась, ай!… — пищала она, пробираясь вослед за мной сквозь кустарник.
Очень скоро да мы с тобой оказались на небольшой укромной площадке в десятке метров через тропы. Вокруг нас были заросли почти в гуманный рост, но если присесть, то со стороны нас ни одна душа не мог увидеть. Мы остановились и стали терпеть, когда те люди, что могли заметить, (то) есть мы сюда свернули, отойдут подальше и скроются изо виду. Я тем временем развернул её лицом к себя, обнял обеими руками и, поцеловав в лобик, прошептал ей из первых рук в ушко:
— Потерпи, моя девочка-мокрощелочка, сейчас, они всё-таки уйдут, и ты пописаешь…
После этих слов симпатия обмякла, тоже обняла меня и глубоко задышала, повиснув у меня нате плечах.
Убедившись, что в данную секунду рядом с нами пустынно нет, я решительно присел вниз и одновременно запустил ей по-под подол обе руки. Тут же нащупал тонкие кружевные трусы и потянул их вниз. bеstwеаpоn Опершись руками о мои рамена, оставаясь в туфлях, она послушно приподняла поочерёдно обе ножки и рассталась с всецело лишним теперь предметом одежды.
Я быстро убрал комочек их кружев к себя в карман и провёл ладонями по задней части её бёдер, приглашая сделать книксен. Она опустилась на корточки. Я сидел, опершись коленями о землю в противность неё. Ножки ей пришлось сразу раздвинуть, так как мои колени не позволяли сейчас ей их поставить в рамки.
Мы оба знали, зачем мы здесь. Пара волновались и жаждали начала этого волнующего и такого постыдного процесса. Я обожаю работать ей стыдно и подталкивать к тому, чтобы она преодолевала текущий стыд. Она сидела с голой писей, широко раздвинув бё
дра, назло меня и смотрела мне прямо в глаза, ожидая каких-ведь действий или слов с моей стороны.
Она опять двадцать пять обняла меня руками за плечи. А я плавно, хотя решительно приподнял полог широкого подола и положил его ей получи колени. Моему взору открылась её совершенно лысенькая щелочка. Увидев, почто я беззастенчиво ей туда пялюсь, она еле слышно хмыкнула и попыталась было доставить ножки, но у неё ничего не вышло.
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, моя хорошая, безлюдный (=малолюдный) надо прятаться, покажи мне свою красивую писю… — прошептал я ей в ответственность и нежно обхватил сзади левой рукой её тонкую шейку, прижав её гусь к своему.
Правую руку запустил ей между ножек и дотронулся кончиками приёмом всех пальцев до нежной плоти её тёплой писюли и мягкой попочки. Есть несколько ласковых круговых движений, упиваясь на ощупь наготой моей любимой девочки.
— О-ой… я пуще не могу… а-ай… — прошептала симпатия в ответ и чуть пошатнулась, но я её удержал.
— (само собой) разумеется… Давай… Пописай, моя маленькая, пописай, моя сладенькая… — уговаривал я, продолжал першить пальцами попочку и набухшие губки, осторожно проникая средним пальцем и старый и малый глубже меж тёпленьких, нежных, но пока опять-таки почти сухих складочек.
— Но там… твоя (сильная, я не могу…
— Можешь, ещё как можешь… Твоя милость будешь писать прямо на мой пальчик! Твоя милость ведь так уже делала, помнишь?..
— Ну… у меня теперь не получится…
— А я тебе помогу,
я буду нежно затрагивать ласкать твою голенькую и бесстыжую писюльку…
— А… ай… в чем дело? ты со мной делаешь?!. Я так безлюдный (=малолюдный) могу…
— Пссс… Сможешь!… Ну, нуте, смелее!… Псссс-псссссссс… — Я не сдавался и шептал ей без околичностей в ушко.
Ей действительно было ужасно стыдно через этих моих слов и особенно — звуков, но сил удерживаться уже не осталось. К тому же она знала, зачем спорить со мной в такие моменты бесполезно. А я хана не унимался:
— Я очень хочу почувствовать твою тёпленькую струйку… Писай, моя девчушка, писай, писай… Покажи мне свою голую писюлю, пусти на меня тоненькую струйку… я хочу трогать и приголубливать тебе маленькую сладкую письку, пока ты пускаешь струйку в кустиках, сидя сверху корточках, как самая бесстыжая девочка-сыкушечка.
Симпатия дважды глубоко вдохнула и выдохнула, потом чуть подалась в мою сторону и, грудь в грудь прижавшись ко мне, начала писать. Я услышал приглушенный характерный шипящий звук, с которым струйки изливаются изо девичьих щелочек — его ни с чем нельзя перемешать! Через мгновение мне удалось поймать подушкой среднего пальца горячую иголочку влаги, бьющей с писи моей любимой бесстыдницы.
Я сходил с ума, играя пальцами с тоненькой тёплой струйкой, истекающей изо красивой щелки моей сидящей на корточках девочки. В таком случае на мгновение позволял ей бить прямо в траву, да снова ловил пальцем. Мельчайшие капельки разлетались вкруг, орошая ей попку и бёдра. Все мои щипанцы на правой руке уже были описаны ею.
— Эй! ПОДОЖДИТЕ МЕНЯ! Я НЕ МОГУ ТАК БЫСТРО, Ми ШЛЁПКИ ТРУТ!.. — заорал с тропинки кому-ведь вслед чей-то женский голос.
От испуга моя писающая дивчина вздрогнула и прервала на мгновение истекающую из неё ниточку. Однако я был совершенно спокоен, и это спокойствие передалось ей. Еще через секунду у неё из писи снова раздалось такое знакомое и волнующее мои слух еле слышное шипение. Я продолжал наслаждаться её горячей влагой:
— Какая но ты у меня сладенькая, мокренькая, тёпленькая, ласковая и бесстыжая сыкушечка… пися-раздевчонка… пися-щелочка… моя любимая мокрощелочка… обожаю перехватывать с тебя трусики, усаживать на корточки, раздвигать ножки, брать попочку и писающую щелочку… Шире ножки, моя сладкая… пошире… да… вот так… писай, писай ми на пальчик… а я тебя за это подрочу, приласкаю письку и попочку твою маленькую голенькую полапаю…
Маловыгодный переставая, я теребил влажными пальцами розовые лепесточки её внутренних губок, дрочил едва ощутимый нежный клитор и щекотал сжатое колечко ануса моей писающей красотки. В одно время с этим левой рукой, обнимающей её за шейку, чуточку приподнял голову так, чтобы наши губы встретились.
Я успел запоминать, что глазки её закрыты — она явно млела через этого бесстыдства, моего безумного шёпота и непрекращающихся таких бесцеремонных ласк меж раздвинутых ножек. Выше- язык тут же проник в её приоткрытый ротик и встретился в дальнейшем с её мягоньким язычком…
Постепенно струйка, бьющая изо её безволосой щелочки, стала ослабевать. Под судный день я стал на время прижимать пальцем проток девичьей уретры, с тем чтобы через секунду снова ощутить пальцем короткое касательство тонкой тёплой и короткой ниточки, выскакивающей из девичьей письки.
Егда струйка совсем пропала, я смог ощутить всю силу девичьего возбуждения. Бери смену ощущению маленького фонтанчика, бьющего из узенькой дырочки, меж неограниченно раздвинутых ножек моей девочки, пришло невероятное юз, которая давала смазка, обильно выступившая в её писе.
Я невыгодный смог отказать себе в удовольствии подрочить сладенький секель сидящей на корточках девчонке. Я прекрасно знал, подобно ((тому) как) именно она любит, чтобы я это делал, посему не стал её мучить и сразу повёл проверенным коротким как следует к оргазму. Продолжая шептать ей на ушко непристойные подробности того, как мы сейчас с ней делаем, взяв нужный биение пульса, я средним пальцем онанировал девичий клитор именно что-то около, как она это любит и не может бесконечно выдержать, чтобы не разрядиться оргазмом.
Не выздороветь и минуты, как тельце её напряглось, ротик оп приоткрылся, а в следующий момент её зубки стиснулись и прикусили моего глубоко вставленный ей в ротик язык. Но я невыгодный перестал дрочить писю моей девочке. Она кончала, зычно, почти вслух, постанывая, так и не выпустив с своего ротика мой пленённый зубками язык.
Кучно прижав в последний миг клитор пальцем, я ощущал, словно он пульсирует, доставляя только что пописавшей в кустиках малышке постыдное бхукти в мокренькой писе.
— Ну, вот… а ты говорила «шорты надену… брюки надену… « — пристыдил её я, когда ей зубки выпустили моего язык, и, не дожидаясь ответа, тут же вторично впился ей в ротик горячим поцелуем взасос.
Плавки я ей так и не отдал. Ей пришлось (по)жаловать куда остаток пути до машины, ощущая ветерок получай своей маленькой попке и влажной щелочке под подолом. И в машине равным образом не отдал. Она сидела справа от меня, и покуда)) ехали до города, я то и дело снова задирал ей посад сарафана, чтобы потрогать и проверить, на месте ли её восхитительная пися? Спервоначала она пыталась возмущаться, но под конец пути вошла вот вкус и даже сама стала широко раздвигать ножки, намекая, который проверку надо бы повторить…
