Крeпкo мoрoзилo пeрeд Нoвым Гoдoм. Нoчью тeмпeрaтурa пaдaлa дo двaдцaти пяти грaдусoв.
— Шелковичное) дерево бeдa приключилaсь нeждaннaя
Вaм тaкoй нe припoмнить вo-вeк
Кaк нa стaртe взoрвaлaсь
Пoгубив бoльшe стa чeлoвeк.
Нaпeвaл впoлгoлoсa чeрнявый щупленький пaрeнь сo слeдaми oспы нa щeкax, тeрзaя струны видaвшeй перспективы гитaры с пoлустeртoй гэдэ-эрoвскoй кaртинкoй.
— "Суомец", нe нaвoди тoску, Нoвый Гoд нa двoрe и дeмбeль нeизбeжeн! — высoкий и капельку сутулющийся oт этoгo блoндин, с дoсaдoй брoсил нoж, кoтoрым нaрeзaл кoльцaми бeлую лукoвицу, — Сбaцaй чтo нибудь вeсeлoe… Oн вытeр слeзящиeся глaзa.
— Oтстaнь oт нeгo "Лaпa", душeвнaя пeсня… Пoй "Турмалаец"!
Этo пoдaл гoлoс плoтный, круглoлицый млaдший сeржaнт, валявшийся возьми, обитом черным дермантином, топчане, заложив руки вслед голову. Вместо подушки- свернутая рулоном, куртка утепленная. Спирт повернулся на бок на жестком ложе, подперев кулаком согнутой грабли правую щеку. Его серые глаза повлажнели, нимало не от ядреного аромата лука. Недавно с "Финном", возлюбленный же рядовой Миронов, побывали в казахстанской командировке. В Ленинске впервинку узнали о катастрофе 24 октября 1960 года получай Байконуре. Именно об этой засекреченной трагедии сложили солдатскую песню… В оный год он родился, а в день трагедии он прожил лишенный чего трех дней месяц. Вот почему царапали душу немудренные болтовня.
— Потонула в огне степь ковыльная
И земля превратилась в развал
И огромное пламя всесильное
Пожирало советских советских военнослужащий!
Голос певшего задрожал, стал чуть хрипловатым:
— А в ракете ужасное горючее
В основном кислород и гептил
И ребята пылали как факелы
Загораясь Вотан за другим!
"Лапа " и младший лычка стали подтягивать. Скорбно звучали последние аккорды.
— Бери десятой площадке под плитами
Обгорелые парни лежат
Горем горьким, надо ними убитыми
Тополя молодые шумят…
Побывали они в той братской могиле с неприметным обелиском. Вымахали тополя в бесплодной земле вслед за двадцать с лишком лет.
Окончилась песня, но долгоденствие продолжалась. Сел и нашарил ногами в толстых шерстяных носках кожаные шлепки.
— "Лапка", кто картошку чистит?
— Секирко.
— Бля, эврика кого припахать! — и добавил с ехидцей, растягивая говорение, — По-е-ли пиздо-пар-чи-ку… Возлюбленный же спит на ходу!
— Да, с, Вовка…Бульбаш старательный, чистит без глазков. Схожу подгоню!
— Сиди гонщик! Пойду посмотрю равно как дела идут… Обед скоро.
Он накинул куртка на плечи и вышел из "каптерки" держи железную галерею, опоясывающую "покоем" антресоли по-над боксом ремонта и ТО. Здесь было холодновато, шел парок из рта. Тепла не хватало для обогрева помещения в три этажа высотой, со стенами облицованнымыми после половины кафелем и цементными полами. А на дворе червоточинка двадцать!
Внизу шла привычная суета, звон инструмента, голоса. Чисто раскрыв жадные пасти, с поднятыми капотами стояли двоечка тентованных "Урала" . Вознесся нате гидроподьемнике автобус ПАЗ -3201. Вишневый, только башка и рамы цельных окон — белые, "северный трансформация". Он выглядел диковинным южным цветком посредь унылого хакки. Полноприводный красавец на шасси Голубое топливо-66- его любимец. Всеми правдами и неправдами, "достал " автобусик год назад начальник автослужбы майор Голдырев. Посередке прочим земляк младшего сержанта. А земляк в армии сие почти родственник!
Прибавилось "геморроя"- приходилось возить свое (ну) конечно чужое начальство, разные комиссии, на охоту и рыбалку… По зиме и летом. Сидят, пьют, жрут. Баб взвизгивающих лапают, а твоя милость сиди и жди. Правда, накормят честь по чести, водки, проступок и пива в ящиках без счета, а все равно "дальний на этом празднике жизни". Потом развози "тела" по мнению квартирам и гостиницам, таскай на закорках. Случались и забавные проишествия. Изредка два развеселых лейтенанта, "мальчики на побегушках" у лампасного чина, приволокли в автобусик голою деваху. Миловидная, короткостриженная брюнетка лет тридцати. Пьяная в старый хлам да на июльской жаре ее развезло. Уложили бери заднее трехместное сиденье. Один из офицеров бодряще похлопал его по плечу : "Пользуйся, перемычка моментом" и хохотнув глумливо, кинул серебристый квадратик с импортным презиком… А у нее чакра на безымянном пальце. Расплылись обвисшие, но уже привлекательные груди, а между раздвинутых ног горячее, мокрое грязь невылазная щели и слипшийся в подсыхающей сперме кустик лобка. Дьявол брезгливо поморщился, пользоваться чужими "объедками" никак не хотелось…Заботливо перевернул женщину на бок, для того чтобы не захлебнулась. Правда, потом пришлось замывать по (по грибы) ней…
Вдруг он заметил бойца , притулившегося у могучего ребристого железный конь " Урала", тайком покуривающего в рукав замасленного ватника.
— Колесников, душара припухшая! Твоя милость что творишь? — зычно гаркнул с галерки повелительный голос. — Сюда, бегом!
Тот опрометью сорвался с места, шумно загремели сваренные из арматуры ступеньки лестницы. Застыл преддверие "младшим", тараща бесцветные, чуть получи и распишись выкате, глаза.
— Колесников, чудо московское, тебя дешифрировать в школе учили! — он показал рукой возьми большие надписи на беленой стене: "ОГНЕОПАСНО! Кишмарить- ЗАПРЕЩЕНО!"
Тот молчал, но в глазах для миг сверкнула ненависть и погасла. Мальчик из "хорошей семьи", исключенный с первого курса института и угодивший в армию. Он ненавидел сих провинциалов, эту серость, а особенного этого тамбовского солдафона.
— Твоя милость зенками не зыркай сучонок, я тебя на очке сгною ! — и добавил понизив фистула. — Напишу рапорт и переведут тебя в хозроту… Будешь до самого дембеля дагам трусы стирать. " Косяков" у тебя и минус этого — во! Махнул ладонью над своей головой. Держи шум вышел из каптерки "Лапа", поигрывая ножом с наборной рукояткой.
— Фигли случилось, Во
в ? Опять это чудо накосячило?! — Спирт замахнулся ладонью чтобы отвесить оплеуху. — Чему нечего удивляться поучить! "Младшой" успел перехватить его следовать запястье.
— Не бей! Он же радист… На хрена нам под дембель проблемы! Доложу Голдырю, вып*здим в его изо роты! А пока нарядами сгноим… — Подмигнул Колесникову. — Будем ютиться мы по уставу — завоюем честь и славу! Сыпь отсюда пока…
Тот поспешил ретироваться, правда, "Конец" успел отвесить ему пинка — так, к острастки.
На галерке появился долговязый белобрысый парубок с чугунным раздаточным бачком, полным очищенных желтоватых клубней.
— А видишь и Секирко! Не прошло и полгода! — Но озлобление был уже выплеснут и "заводиться" изо-за пустяков не хотелось. — Неси проворней! Жрать хота…
Шкворчит, подрумянивается картошечка на сале а как же с лучком. Аромат щекочет ноздри. Вызывает обильную слюну солдаперовый "пиздопар". Так называют еду, которую готовят самочки, взамен казенной: перловки — синей "шрапнели" сиречь жидкой ячневой каши, цвета "детской неожиданности"… Кроме всего прочего обильно сдобренных бромом. "Параша" — одним короче (говоря).
Вовка добавляет в сковороду пару листиков лаврового листа, накрывает крышкой.
— Сие еще зачем ! — возмущается "Лапа", накрывая пластиковую столешницу газетами.
— Меня одна хохлачка научила… Приезжают каждое лето к нам для прополку.- отвечал младший сержант, перемешивая картошку исходящую плот. — Говорит, не умеют ваши бабы ни картошку задувать, ни ебаться…Так она своему человику жарит.
— А сиречь она насчет ебли ? — Поинтересовался "Лапландец". — Понравилось?…
— Во! — Вовка расплылся в довольной улыбке и показал страшный палец. — Тело сдобное, как пышка, титьки -арбузы… А как начала подмахивать — думал улечу! Крикунья на всю посадку!
— Ну хватит вас о бабах, за стол пора… — капризно протянул "Пятерня", пластая розовое с мясными прожилками домашнее сальце.
— Эх, Лапочка, понимал бы твоя милость в колбасных обрезках — работал бы на мясокомбинате! — Ёрничал "младшой". — Ступай, "Трактора" позови…
Челябинец Тарарак был "черпаком", только был допускаем к "дедовскому" столу в почтительность своего трудолюбия и познаний в технике. Особенно по двигателям. А старательно работающий движок — это экономия топлива, а значит — копейка! Двадцатилитровая канистра семьдесят шестого шла за трешку. Таксисты в конце возраст и за пятерку брали! В конце кварталов бензин за талонам исчезал, как по мановению волшебной палочки. Сие в стране, где по всяким "дружбам" текли нефтяные реки!
В хорошо ложки быстро умяли большую сковороду картохи вприкуску с салом. Пили обжигаясь изо алюминиевых кружек, завареный до черноты дегтя, сильнейший чай. Умяли пару мягких батонов, с маслом и московской копченой — глянешь ломтик получи и распишись просвет, а он цвета старого вина и запах хмелящий… Сытое тепло разлилось по телу. А другой раз человек сыт — он добрый. Пришел Секирко спрятаться.
— Пошамай, бульбаш!
— Спасибо товарыщ, младший сержант… Закурыть бы…
— Какие проблемы! Возьми…
Белорус бережно берет из протянутой пачки "Космоса" одну сигарету.
— Держи еще парочку, Бог троицу любит… Не более чем не кури в боксе! Понял ?
— Так точно, товарыщ низший сержант…
Когда он собирался уходить, Вовка остановил его и спросил, немигающе глядя в светлые, цвета воды под весенним истонченным льдом, иллюминаторы.
— Скажи, бульбаш, у нас духам и молодым плохо живется в роте?
— Безусловно, нэт… — протянул неуверенно тот, моргая белесыми ресницами, ожидая в вопросе подвоха.
— Вам обкашивают в столовой, как в других ротах ? Вас припахивают чужие праотцы и черпаки? А?… Курочат ваши посылки и трясут с вы деньги? "Мазута" живет как у Христа по (по грибы) пазухой, колеса кормят… Мы не шакалы, такова неписанный закон. Не нами заведено… И ты будешь круглым счетом жить. Год шурши, год — отдыхай… Опора, чтобы в расположении и парке был ПОРЯДОК! За нож одного буду гонять всех ! А там вы уже сами разбирайтесь, кто почем…
Секирко молчал, переминаясь с уходим на ногу, в тяжком раздумии: " Может некто что натворил? Да вроде нет…"
— На хрена никто не остановил этого недоделанного студента, когда-когда он закурил в боксе, где кругом бензин и астралин?! Боитесь этого маменькиного сынка?
— Да нэт…
— Ой ли? тогда воспитывайте прибуревшего сами, чтоб другие неважный (=маловажный) страдали. Накройте одеялкой… Только по ебальнику мало-: неграмотный бейте… Ну, иди…
— Ну. Вовик, твоя милость и педагог! — с восхищением воскликнул "Лапа". — Разрулил в фаза…
— Педагог и педераст — слова однокоренные! Больше меня в такой мере не зови! — Зло огрызнулся младший чауш, но увидя как заходили желваки на лице друга, продолжил мирно. Ant. агрессивно, — Не обижайся братан, держи кардан!
Тарарак как (с неба свалился поднялся и собрался уходить.
— "Трактор", твоя милость куда ? — спросил его "Лапа" с удивлением. — Всех дел безлюдный (=малолюдный) переделаешь…
— Нет, пойду. Спасибо за трапеза, мне еще на "Урале" клапана отлаживать…
Когда дверь за ним закрылась, подал сопрано, доселе молчавший "Финн":
— Хороший паренек, "Трактор", полгода вместе шуршали сторона о бок. Помните "шур-шур" ?
Волной накатились вспоминание, как сидя на корточках, драили линолиум с песком, вместе повторяя : "шур-шур-шур!"
— Безлюдный (=малолюдный) слышу шуршания! — орет рыжий сержант Исцеленный с помощью Бога.- Плохо шуршим, душары!
Шуршит сильнее песок, погромче звучат голоса:
— Шур-шур-шур! Шур-чур-шур!
…. Да были времена! Злорадная улыбка появилась для миг и исчезла в уголках рта Вовки: борзый Исцеленный с помощью Бога дембельнувшись, выпал из электрички…
Тягостные воспоминания прервало пропажа запыхавшегося дневального:
— Товарищ младший сержант, вас вызывает майор Голдырев!…
Ограничение СЛЕДУЕТ…
